Камера абсурда
Шрифт:
– До свидания – повторил я за Ириной, правда, без улыбки.
Ответного прощания мы не дождались…
– Послушай, ты зачем ее под самый конец разозлил? – почти прошипела мне Ирина, как только мы покинули усадьбу покойного продюсера. – Ведь все так хорошо шло.
– Значит, на это была причина, – ответил я, на мой взгляд, вполне резонно.
– И какая же? – не менее резонно спросила Ирина.
– Чтобы заставить ее встревожиться. Если она, конечно, причастна к убийству Лисянского, – ответил я. – И если это так,
– А если она непричастна? – спросила Ирина.
– А если непричастна, то она просто больше нас к себе не пустит, только и всего, – ответил я.
– Ну, не зна-а-аю, – протянула Ирина. – Какой ей резон убивать Лисянского, который дал ей все да еще собирался вернуть ее в мир кино?
– Резон в том, что это все он собирался у нее отнять, – возразил я своей прекрасной оппонентке. И добавил: – Вместе с миром кино в придачу.
Ирина задумчиво посмотрела на меня, замолчала, и какое-то время мы шли молча.
– А что это за две ошибки, что допустила Аленина? – первая нарушила молчание девушка.
Я думал совсем о другом, и вопрос Ирины застал меня врасплох.
– Прости, ты о чем? – спросил я.
– А ты вообще где? Ты здесь? – недовольно сказала моя подруга.
– Куда же я денусь, – ответил я.
– Что-то не очень похоже, – заметила девушка. – Идешь, о чем-то думаешь, размышляешь, а со мной не делишься. А ведь мы напарники, забыл?
– Ну что ты, – улыбнулся я. – Разве можно забыть о такой прелестной напарнице.
– Но ты обо мне все же забыл, – сухо констатировала Ирина. – Ладно, проехали. Итак, задаю тебе вопрос еще раз, – она шутливо сдвинула брови и придала взору пронзительно-холодное выражение: – Ты упомянул о двух ошибках, которые уже допустила Аленина. А что это за ошибки? Что она соврала нам?
Я с восхищением посмотрел на свою спутницу:
– Браво, напарница! Ты тоже почувствовала, что Аленина говорит нам неправду?
– А что я, по-твоему, совершенная дурочка, что ли? – попыталась обидеться Ирина, но у нее это не получилось. – Аленина явно нам соврала, когда сказала, что не знает о разговоре Лисянского с отцом в ресторане «Ерема» и о том, что продюсер требовал от своего режиссера заменить главную актрису, то есть ее, на другую. И весь ее последующий разговор про сценарий, из-за которого якобы отец и повздорил с Лисянским, не более чем детский лепет. – Ирина приостановилась: – Но это одна ошибка Алениной. А вторая?
– А вторая ошибка Натальи Валерьевны заключается в том, что она заговорила о наследстве, – остановился я вслед за Ириной. – Я ведь ее ни о каком наследстве не спрашивал, а она вдруг стала говорить мне, что усадьба эта ей не принадлежит, что они с дочерью проживают в ней на птичьих правах и любой родственник Лисянского, доказавший свое право на наследство, незамедлительно выбросит их с дочерью на улицу. Зачем она мне это сказала, как ты думаешь?
– А ведь верно, – удивленно произнесла Ирина. Теперь я уже уловил в ее взгляде восхищение. Что ж, когда мной восхищаются прехорошенькие девушки, я обычно не бываю против.
– Ты не ответила на мой вопрос, – с улыбкой заметил я. – Я не спрашивал о том, верно или неверно. Я спросил о том, зачем она завела этот разговор!
– Чтобы показать нам, что материальной заинтересованности у нее не было, а совсем даже наоборот: без Лисянского ей будет намного хуже, чем с ним, – быстро ответила Ирина.
– Молодец, – констатировал я. – Ты очень быстро учишься. Вопрос о наследстве ее очень волновал. Она думала о нем, и это просто прорвалось в разговоре.
Ирина сложила ладони вместе и покорно приклонила к ним голову:
– Благодарю вас, сенсей… Слушай, как ты думаешь, а что это за такие непредвиденные обстоятельства, которые вновь открылись? – после паузы спросила меня Ирина, которую еще не покинули впечатления от разговора с актрисой Натальей Алениной.
Я задумчиво ответил:
– Я тоже думал об этом. Надо полагать, что Марк Лисянский что-то такое узнал про свою новую избранницу Аленину, причем совсем недавно. Поэтому и сказал: «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами». А вот что такого он про нее узнал… Это вопрос.
– Может, она изменила ему? – предположила моя любимая подруга. – И Лисянский об этом узнал или увидел ее с любовником, когда они занимались чем-нибудь непотребным?
– Может быть, – согласился я. – Так женщины обычно и поступают со своими любящими их мужчинами-благодетелями: изменяют им. Это у них как высшее выражение благодарности и признательности за любовь и сделанное им добро.
– Не обобщай, пожалуйста, – заметила Ирина, недовольно покосившись на меня.
– Я и не обобщаю, – немедленно парировал я. – Поэтому и сказал: «обычно». Это значит, что исключения все же имеют место быть. Вот ты, например. Ты ведь никогда не поступишь плохо с человеком, который поступает с тобой хорошо, верно ведь?
– А что ты подразумеваешь под словом «хорошо»? – снова покосилась на меня Ирина.
– Ну, учит тебя, берет тебя с собой на расследования… – начал я.
– И все?
– Еще любит тебя, – сказал я и добавил: – По-всякому…
Несколько мгновений она молчала. А потом расхохоталась. Отсмеявшись, сказала:
– Главное, чтобы мужчина не был скучен.
– И? – посмотрел я на нее.
– Что «и»? – спросила она.
– Что дальше-то? – спросил я. – А что не главное?
– А дальше то, что ты, как мне кажется, скучным не будешь… – не сразу ответила она. – Характер у тебя не тот.
Мне захотелось ее поцеловать. Я остановился, притянул Ирину и впился своими губами в ее губы. Так мы стояли минуты полторы, наслаждаясь охватившими нас чувствами. Нас обходили люди; кто-то совсем близко беззлобно рассмеялся; парочка автомобилей приветственно и одобрительно прогудела нам, проезжая мимо.
– Ну, все, нам надо идти, – промолвила Ирина, слегка воспротивившись объятиям, когда у нас обоих закончилось дыхание. – А то мы с тобой так никогда и не дойдем до этой Светланы Аркадьевны.