Камера
Шрифт:
Переноска пожитков Сэма не отняла у подчиненных Наджента много времени. Обустраивать новое жилье Кэйхоллу предоставили самому.
Ни один из восьми членов зондеркоманды не имел со Скамьей ничего общего. В оставленных Найфехом маловразумительных инструкциях полковник вычитал, что группа по исполнению приговора должна состоять из лиц, абсолютно незнакомых осужденному на казнь. Подбирать их следовало в соседних зонах Парчмана. Добровольцами вызвались тридцать один человек. Из них Наджент облек доверием только лучших.
– Ничего не осталось? – строго спросил он у проходившего мимо парня в униформе.
– Нет,
– Отлично. Займись своим хозяйством, Сэм.
– Благодарю, мой генерал!
Полковник кивнул, и решетка двери перекрыла проем в “комнату передержки”. Наджент взялся обеими руками за стальные прутья.
– Слушай внимательно, Сэм. – Кэйхолл с подчеркнутым безразличием уставился в потолок. – Появится какая-то нужда – мы рядом. Здесь наблюдать за тобой легче. Могу я сейчас для тебя что-то сделать?
Вопрос остался без ответа.
– Вот и хорошо. – Наджент оглянулся на помощников. – Пошли.
Дверь в коридоре распахнулась, и девять мужчин двинулись в отсек “А”.
– Эй, Наджент! – прозвучал за их спинами голос разъяренного Сэма. – А браслеты?
Полковник замер.
– Болван! Ты не можешь оставить меня в наручниках! В коридоре послышался довольный гогот.
Стиснув зубы, Наджент вытащил из кармана связку ключей и зашагал назад.
– Поворачивайся, – процедил он сквозь зубы, подойдя к решетке.
– Безмозглый ты сукин сын! – с ухмылкой бросил Кэйхолл в лицо, которое находилось на расстоянии менее полуметра от него.
Гогот стал громче.
– И такому придурку поручили командовать экзекуцией! Смотри не задохнись сам!
– Пусть это тебя не беспокоит. Спиной ко мне! Кто-то из сидельцев, скорее всего Хэнк Хеншоу, а может быть, и Гарри Скотт, истошно завопил:
– Барни Гугл [24] !
Издевательский возглас был немедленно подхвачен:
– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл!
24
персонаж комиксов художника Б. Дебека, выходивших с 1919 по 1934 г. под названием “Возьмем, к примеру, Барни Гугла”. Маленький человечек, то и дело попадающий в идиотские ситуации
– Молчать!
– Барни Гугл! Барни Гугл!
– Требую тишины!
Сэм наконец сунул в прорезь руки. Наджент снял стальные браслеты и стремительным шагом двинулся по коридору.
– Барни Гугл! Барни Гугл! Барни Гугл! – нараспев тянули сидельцы до тех пор, пока дверь в отсек “А” с грохотом не закрылась.
Через мгновение злорадное ржание стихло.
Смерив долгим взглядом двух находившихся в проходе охранников, Кэйхолл начал раскладывать свои пожитки. Воткнул в тройник электрической розетки штепсели вентилятора и телевизора, аккуратно, как если бы собирался ими пользоваться, поставил на полку книги, проверил, есть ли вода в туалетном бачке. Затем он опустился на койку, с сожалением провел ладонью по разорванной простыне.
“Комната передержки” стала четвертым местом его обитания на Скамье и, без сомнения, уже последним. Минут пять Сэм размышлял о первых двух, вернее, даже о втором, в отсеке “Б”, по соседству с Бастером Моуком. Несколько лет назад за Бастером пришли, чтобы перевести его сюда, в “передержку”. Охрана не спускала здесь с него глаз – не дай Бог, осужденный перед самой казнью наложит на себя руки! Когда Моука уводили, Сэм плакал.
Все, кто обитал до Кэйхолла в “комнате передержки”, неизбежно попадали и в соседнюю. А оттуда уже был только один выход.
* * *
Ступив в величественный вестибюль капитолия, Гарнер Гудмэн назвал миловидной женщине за столиком свое имя, сдержанно посетовал на жару и попросил известить губернатора о том, что готов к разговору. Ответить даме помешал звонок телефона. С гримасой легкой досады на лице она выслушала звонившего, положила трубку и вздохнула:
– Ну и ну.
– Простите? – невинно переспросил Гарнер.
– В связи с предстоящей казнью вашего клиента телефоны губернатора не выдерживают нагрузки.
– Да, дело довольно громкое. Похоже, жители штата Миссисипи обеими руками за смертную казнь.
– Только не этот. – Дама кивнула на телефон и начала заполнять розовый бланк. – Подавляющее большинство наших абонентов категорически против.
– Неужели? Поразительно.
– Извините. Я сообщу мисс Старк о вашем приходе.
– Спасибо.
Гудмэн опустился в кресло, положил на колени пачку утренних выпусков газет. В субботу городские власти Тьюпело объявили о начале телефонного опроса общественного мнения на предмет готовящейся в Парчмане экзекуции. Аналитики Гарнера рьяно включились в работу. На следующий день воскресный выпуск “Тьюпело ньюс” подвел первые итоги. Они заслуживали внимания: из трехсот двадцати позвонивших триста два человека требовали отменить казнь. Гарнер улыбнулся.
Сидя за своим рабочим столом, Макаллистер нервно листал те же газеты. В покрасневших глазах губернатора висела тревога. С чашкой кофе в руке на пороге кабинета возникла Мона Старк.
– Гудмэн здесь. Ждет в вестибюле.
– Пусть ждет.
– Горячая линия уже не справляется.
Губернатор бросил взгляд на часы: без десяти девять. Костяшками пальцев Макаллистер провел по подбородку. С трех пополудни субботы до восьми вечера воскресенья специальный сотрудник аппарата обзвонил двести жителей штата. Семьдесят восемь процентов высказались в поддержку смертной казни как таковой, и цифра эта ничуть губернатора не удивила. Однако пятьдесят один процент опрошенных заявили, что Сэму Кэйхоллу необходимо сохранить жизнь. Доводы в пользу этого приводились различные. Многие считали Сэма слишком старым для того, чтобы войти в газовую камеру. Преступление свершилось двадцать три года назад, говорили они, общество успело стать совершенно иным, Кэйхолл все равно скоро умрет в Парчмане, так оставьте старика в покое. Его преследуют по политическим мотивам, вторили другие, к тому же он – белый. Последний фактор был весьма значимым, и Макаллистер отдавал себе в этом отчет.
Что ж, пятьдесят один процент – не так плохо. Куда грознее выглядели показатели горячей линии. Ее единственный работавший в выходные оператор получил двести тридцать один звонок в субботу и сто восемьдесят – в воскресенье. Всего выходило четыреста одиннадцать звонков. Из них девяносто пять процентов назвали казнь Кэйхолла недопустимой. С утра пятницы горячей линией воспользовались восемьсот девяносто семь человек, причем чуть более девяноста процентов были однозначно против казни. И температура горячей линии продолжала неуклонно подниматься.