КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК
Шрифт:
Впрочем, сейчас же рядом с Байкалом с его нерпами в Иркутской зоологической галерее в неволе состоялось рождение летучего крылана или нильской собаки, что было явлением чрезвычайным. Появление на свет нильской собаки в Сибири должно было бы обрадовать не одних лишь любителей фауны и флоры, а всех, но нет, оно было истолковано как дурной знак и вызвало смятение душ. Чудачества и нервы бочки были явно ни при чем. Тут уж не только скорым затоплением Британских островов запахло, но и очередным дефолтом.
А в Москве чуткие коты, в первую очередь лысой ростовской породы из коллекции
Нет, будут завихрения, будут. Но я-то ни на какие подполы с запасами картофеля и телевизором рассчитывать не мог.
Не отправиться ли мне в Щель, единственно о чем думал я. Не дожидаясь приглашения Гнома Телеграфа Арсения Линикка. Наверняка, кассирша Людмила Васильевна о всяческих завихрениях и трясках осведомлена и крохой знаний о них позволит себе поделиться со мной. Кстати, не исключено, что на этот раз в Щели может оказаться и Сергей Максимович Прокопьев, коли он вернулся из своих следопытств в Москву, отчего же ему, возможно оголодавшему в поездках, не учуять, что в Камергерском возобновилась солянка?
А и я почувствовал, что стало трясти. Поначалу подумал о простудном состоянии и об ознобах, с ним связанных, готов был проглотить таблетку аспирина, достал банку малинового варенья. Но понял, что не простужен, и не ознобы привязались ко мне, а некая странная вибрация. Позвонил жене. Нет, у них на работе не трясло. Впрочем, в их модном деле трясти не переставало, и возможно, ощутить какие-либо внешние сотрясения они были уже неспособны.
Для меня же по дороге в Камергерский вибрация усиливалась, стало казаться, что и дома принялись вздрагивать, шататься, будто порченые кариесом зубы, в особенности заметно дергалась черно-стеклянная коробка «Макдональдса», и в небе, и без того мрачно-нервном, странным образом начали носиться и скручиваться облака. У «Макдональдса»-то, на подходе к телеграфу, я и услышал тогда взволнованно-удивленное: «Это - торнадо! Это - торнадо!» «Какое такое торнадо!
– собрался возразить я.
– Торнадо случаются известно где! На нас хватает своих вьюг, метелей и гроз!» Но промолчал. Тем более что ни снежинки, ни капли из поднебесий на мостовые и тротуары не опадали. Подумалось, а чем мы хуже Америк или Таиландов с Индонезиями, отчего же и нам не быть одаренными торнадами, тайфунами и цунами?
Небо тем временем из печально-серого превратилось в багровое. По инерции собственного мышления я стал вглядываться в небо в ожидании увидеть пикирующую на Москву бочку. Не увидел. Подземным переходом я направился в Камергерский переулок. И услышал гул из московских недр. «А не возвращают ли из отсутствия дом номер три?» - предположил я. Однако напротив Антона Павловича по прежнему наблюдалась пустота. Теперь уже пошли опасения: а не задраена ли сегодня в связи с шатанием домов, подземными гулами и багровым небом Щель? И если не задраена, то впустит ли она меня, особу, возможно, сейчас излишне обеспокоенную? И если не впустит, то что останется делать мне под багровым небом?
Но Щель впустила.
Наставления Арсения Линикка я вспомнил, действия с Дверью произвел по правилам и тут же оказался перед кассой Людмилы Васильевны.
– Дома не сидится?
– спросила кассирша.
– Беспокойство какое-то, - будто оправдываясь, произнес я.
– А у вас тихо. Или мне не положено было открывать нынче Дверь?
– Пока тихо, - сказала Людмила Васильевна.
– А раз Дверь отворилась, значит, отворилась…
Интонации ее при этом особо приветливыми назвать было нельзя.
– Я не ворчу, - сказала Людмила Васильевна.
– Просто настроение у меня нынче поганое. Что-то в природе не так… Пусть бы даже этот наглец Васек Фонарев к нам заглянул. Все бы повеселил…
– Вам-то что волноваться, Людмила Васильевна?
– сказал я.
– Ваша касса в любом случае будет работать в принятом режиме цен.
– При чем тут цены?
– Людмила Васильевна с подозрением взглянула на меня.
– Ну как же, - сказал я, - а вдруг дефолт сегодня грохнет. Небо-то над Москвой багровое. А бочка не летает…
Людмила Васильевна промолчала.
– Мельников Александр Михайлович к вам не заходил?
– Заходил на днях…
– С дамой? И книжку ее вам показывал?
– Именно с дамой. Но оба они были напуганные. А книжку подарил…
– Вы в нее заглядывали?
– спросил я на всякий случай.
– Заглядывала, - сказала Людмила Васильевна.
– И обеспокоилась…
– Отчего так?
– Промолчу, - сказала Людмила Васильевна.
Помолчал и я.
– А Прокопьев, Сергей Максимович, пружинных дел мастер, - не выдержал я, - он здесь не показывался?
– Ну как же!
– Людмила Васильевна, наконец, позволила себе улыбнуться.
– Бывал здесь Прокопьев, бывал. Не удивлюсь, если и сегодня он придет. Народу здесь нынче набьется. Да что вы стоите-то! Сделайте заказ Сонечке и садитесь за свой столик. Пока он не качается.
Совет был разумный, я получил от буфетчицы Сони кружку пива с бутербродами и уселся на привычное место невдалеке от кассы. Дома вокруг шатались, а столик мой никуда не отъезжал, не покачивался, был ровен в поведении.
А минут через двадцать в заведении появились Гном Телеграфа Арсений Линикк и пружинных дел мастер Прокопьев. Прокопьев выглядел отощавшим, обветренным, будто побывал в полярных экспедициях, а глаза его показались мне тревожно-веселыми. Поздоровались, тепло поздоровались, Прокопьев был мне приятен. Вместе с Линикком свои подносы они разместили рядом с моей кружкой пива. Естественно, перед Прокопьевым исходила теперь паром камергерская солянка, заставив забыть багровое небо и странные верчения в нем облаков. Ее ароматы и во мне возбудили аппетит.