Камеристка
Шрифт:
Париж стал государством, где у власти был народ.
Рабочие, слуги, солдаты и женщины в этой коммуне хотя и не имели права голоса, но могли быть советниками и произносить речи.
Вскоре после этого случилось новое волнение. Газеты сообщили, что император Иосиф Австрийский будто бы заключил мир с османами. Предполагали, что Габсбургу мир на его южной границе нужен для того, чтобы все свои военные силы направить против Франции.
«Революция уткнулась в тупик. Ей срочно нужен новый импульс», — возвестил Жан-Поль Марат в своем «Друге народа».
Другая
«Король должен немедленно переселиться в Париж со всем двором. Там он будет под нашим контролем».
Приверженцы герцога Орлеанского тайно вели переговоры с подстрекателями внутри Национального собрания. Герцог рассчитывал занять место своего кузена. Ради этого он даже связался со смертельными врагами монархии.
— Мне кажется, будто кардинал захотел стать папой и поэтому заключает пакт с дьяволом, — сказала я папаше Сигонье.
На это он сухо ответил:
— Милое дитя, как ты думаешь, как часто это уже бывало? — И после небольшой паузы продолжил: — Герцог Орлеанский недооценивает людей вроде Жан-Поля Марата, Жоржа Дантона или Максимильена Робеспьера.
— Возможно, он хочет клин клином вышибить, — хихикнула я, с чем дядя Жюльена согласился.
Но добавил:
— Тогда он скоро заметит, что для этих людей он мелковат.
На рассвете 5 октября 1789 года это и произошло. Несколько сотен рыночных торговок — среди них было много переодетых мужчин — собрались у отеля де Виль и начали свой поход на Версаль. Сотни людей присоединялись к ним, чтобы потребовать от короля хлеба.
Зачинщики хорошо вооружились. С ножами, топорами и вертелами они топали к замку.
— Боже мой, мадам, — прошептала я испуганно, увидев беспорядочную толпу. — Они выглядят так, будто подготовились к шабашу.
Уже издалека были слышны их угрозы:
— Мы свернем шею австриячке! Мы поджарим ее печенку! А из ее кишок будем плести шнуры.
Дождь лил как из ведра и все усиливался, по мере того как они приближались ко дворцу. Немощеная дорога превращалась в болото, а непокорная толпа буквально по щиколотку увязала в грязи. Промокшие и злые как черти они продолжали идти. Но на их настроение погода не повлияла. С каждой милей угрозы становились все злобнее и оскорбления такими вульгарными, что дальше некуда.
Демуазель Элен решила искать прибежища в молитве.
Наш дорогой Франсуа поскакал верхом в Малый Трианон, чтобы сообщить королеве о приближении парижских рыночных торговок. Мария-Антуанетта послала за Людовиком, который находился на охоте в Медоне. А где же еще ему было быть?
Сама она быстро вернулась в Версаль к своим детям. Там царила паника. Прошло много часов, пока Людовик вернулся во дворец.
Вечером процессия рыночных торговок достигла дворца. Лишь несколько сотен солдат противостояли многотысячной толпе, которая топталась на Плас Де Арме, прямо перед широко открытыми воротами дворца. Не приказали даже закрыть тяжелые кованые ворота.
Некоторые устремились в зал заседаний расположенного поблизости Национального собрания. Голодные и усталые от долгого марша люди еще и вымокли до нитки. Они развалились на скамьях, размахивая ножами.
Такая слишком тесная близость к «народу» совсем не понравилась делегатам. Они не приглашали эту чернь, и представитель делегатов попытался заставить женщин покинуть зал.
Разбушевавшиеся рыночные торговки издевались над делегатами и их неспособностью создать разумное правительство и конституцию. Они криками выражали недовольство их представителю и отпускали непристойные замечания.
— Мадам, вы только представьте себе эту картину, — сказал маркиз де Донатьен мадам дю Плесси, когда рассказывая ей о событиях. — По одну сторону уселись перепачканные грязью женщины, которые горланили и переговаривались самым вульгарным образом, а по другую сидели совершенно ошеломленные делегаты, которые пребывали в ужасе от этого «выступления народа» и пытались продолжить свое совещание, как ни в чем не бывало.
На улице перед зданием немногие солдаты делали попытки завоевать некоторое уважение у разошедшейся банды. Я честно признаю, меня пугало, что чернь ворвется во дворец и зарежет его обитателей. Моя госпожа уже целый день чувствовала себя нехорошо.
Я уложила ее в постель. Она лежала, испуганная, на своих шелковых подушках и только Мяу-Мяу хоть немного развлекала ее.
К вечеру наконец явился король. Хотя измотанный и усталый, он принял делегацию женщин.
Королю удалось благодаря своей искренности смягчить взрывоопасную ситуацию. Он смог повесить вину за нехватку зерна на Национальное собрание.
В то время как король уговаривал женщин, со двора он мог слышать грубые оскорбления в свой адрес и особенно в адрес королевы.
Но король был прекрасным актером. К счастью, у него хватило присутствия духа, когда он прибыл во дворец, приказать закрыть наружные железные ворота. Но это затянулось до поздней ночи — воротами не пользовались со времен «короля-солнца». Железные шарниры давно заржавели.
Когда я доложила об этом моей госпоже, она, покачав головой, заметила:
— Так и есть. Всюду запустение, лень и разгильдяйство.
В зал постоянно врывались возбужденные министры и офицеры.
— Сир, я умоляю вас, разрешите, бога ради, все-таки вкатить пару орудий во двор. Мы должны как-то привести в чувство разбушевавшихся каналий. Нам не нужно ведь по-настоящему стрелять из пушек, только продемонстрировать нашу решимость.
Людовик отказался, аргументируя это так:
— Солдаты все равно отказались бы стрелять в граждан.
— Так вот до чего уже дошло, наш король не может приказывать своим собственным войскам, — жаловалась мадам дю Плесси.
— Самое плохое, что его величество это, очевидно, знает, и, конечно, не с сегодняшнего дня. И, несмотря на это, он ничего не делает, чтобы оградить свою семью от этой опасности, — не смогла удержаться я. Мадам Франсина пожала плечами, и мадам Турнель, которая находилась в наших апартаментах, смущенно опустила глаза.