Камеристка
Шрифт:
Козни его родственника-интригана не остались тайной для короля. Поэтому он отправил его в Англию.
— Каждый крестьянин может идти, куда хочет, — огорчалась королева, — только король Франции — пленник черни.
Но тут Мария-Антуанетта заблуждалась, и ее супруг указал ей на это:
— Наши крестьяне не крепостные, как в России, мадам. Им не только разрешается обрабатывать землю, они ею владеют и могут передавать в наследство сыновьям. Но если они покидают землю на длительное время, их землевладелец, которому они обязаны выплачивать оброк, имеет право отобрать у них эту землю и распорядиться
Вскоре Национальное собрание изменило бы это.
— Франция не только стоит у края глубокой пропасти, — сказала однажды мадам дю Плесси королеве, — я думаю, она уже сделала шаг дальше и находится теперь в свободном падении в бездонную пропасть.
Глава семидесятая
У Мадам дю Плесси, красивой и состоятельной вдовы, занимающей выдающееся положение при дворе, с некоторого времени появился как настойчивый, так и многообещающий почитатель.
Он выгодно выделялся из толпы претендентов на руку очаровательной графини: подходящий ей по возрасту, приятной внешности, веселый, образованный и остроумный, а также совестливый.
Он давно уже входил в число ее хороших знакомых. Он овдовел, происходил из древнего французского дворянства, был состоятелен, и его слуги никогда о нем плохо не говорили. Мне особенно нравилось, что ему было противно всякое жеманное и манерное поведение, и косметикой он не пользовался. Его звали Филипп де Токвиль, маркиз де Сен-Мезон. Он был родом из Лангедока и владел там огромными поместьями, а также роскошным замком у Орлеанской набережной на Иль Сент-Луи в Париже.
Моя госпожа в сопровождении демуазель Элен уже бывала там несколько раз в гостях на ужинах и поэтических чтениях. Мадам Франсина обещала взять меня с собой в следующий раз.
— Сквозь широкие окна салона справа виден собор Парижской Богоматери, а слева — элегантный ресторан «Серебряная башня». Но на переднем плане в конце моста де ла Турнель видишь памятник в честь Святой Женевьевы, защитницы Парижа, — вспоминала мечтательно мадам дю Плесси. Я уже заметила, что мадам хотелось бы проводить там больше времени, чем в собственном дворце, хотя он тоже был просторный и обставлен со вкусом.
Перед ратушей находилась Гревская площадь, как бы прихожая квартала Марэ. Эта площадь, название которой означает «Праздность», потому что там собирались безработные люди, ищущие работу, было традиционным местом казни.
Эти спектакли народ посещал всегда с охотой, они ведь щекотали нервы жадной до сенсаций публики, тем более что приговор менялся в зависимости от тяжести предполагаемого преступления и от вкусов того времени.
Если преступника просто вешали, это привлекало не так много публики, как обезглавливание. Кровь, часто брызгавшая на метры вокруг, нравилась зевакам больше, чем дергающиеся ноги повешенного, даже если им часто казалось смешным, как его иссиня-черный язык свисал изо рта.
Если кого-нибудь привязывали к колесу, Гревская площадь была настолько переполнена, что можно было бы ходить по головам. Толпа прямо-таки наслаждалась разбиванием костей жертвы.
И порка плетями находила много поклонников, особенно если осужденный кричал как следует и было много крови.
Но ничто не могло превзойти четвертование — совершенно великолепный спектакль. В памяти граждан постарше сохранилось воспоминание о мучительной смерти непокорного Дамьена, [56] который в свое время был настолько дерзким, что ударил Людовика XV перочинным ножом.
56
Робер-Франсуа Дамьен (1715–1757) — француз, известный тем, что совершил неудачное покушение на короля Франции Людовика XV.
Паре крепких лошадей пришлось потратить много сил, чтобы разорвать солидно сложенного смертника.
За отелем де Виль и деловой улицей Риволи, а также за следующей за ними улицей Сент-Антуан на севере и берегом Сены на юге все было спокойно. Это был тихий квартал. Здесь находилась узкая улица Прево, на которой некоторое время жил писатель и философ Жан-Жак Руссо. Здесь он начал писать свой роман «Эмиль, или О воспитании», в котором восхвалял как идеал близкое к природе воспитание детей. Мадам Франсина внимательно прочитала эту книгу в начале своей деятельности в качестве гувернантки.
Здесь же был и квартал церкви Сент-Жерве с греческими колоннами в трех различных стилях. Это мне также объяснил папаша Сигонье, очаровательный старик. Когда я удивилась, откуда он знает об этих античных колоннах, он, хитро засмеявшись, сказал:
— Торговец старым железом не обязательно должен быть необразованным.
Совсем близко стояла церковь Сент-Мери. И она могла предложить кое-что необычное. Ее портал на самом верху венчает маленькая статуя. У кого хорошие глаза, тот мог разглядеть двуполое существо с рожками, у которого есть грудь, а также и борода.
— Это демон Бафомет, который в средние века был очень популярен у оккультистов, — пояснил сведущий приходской священник, которого я спросила о примечательной фигуре. Потом, пожав плечами, он прибавил, что никто не знает, почему разрешено проклятому церковью Бафомету украшать портал именно этого святого места.
Глава семьдесят первая
Докладчиков в Национальном собрании было много: хорошие, выдающиеся и жалкие. Самым талантливым был граф де Мирабо, человек действительно харизматичный. Хотя он и был из дворян, в Национальное собрание он избирался как депутат от третьего сословия.
Собственно, его звали Оноре Габриель де Рикети, граф Мирабо, и было ему сорок лет. Дантон, не без восхищения, считал:
— Чем жарче здесь, тем лучшую форму обретает Мирабо.
Проявления монархии были ему в глубине души отвратительны, и он страстно боролся против политического равнодушия, расточительности, паразитов-придворных, а также против равнодушия по отношению к жалким условиям жизни «простого» народа.
— Он накидывается на своих противников как злобный кусачий терьер, — характеризовал его король. — Было бы гораздо приятнее иметь его другом, а не противником.