Камеристка

Вайганд Карла

— Какая судьба предопределена тебе, сын мой? — как-то спросил его король.

— Однажды я стану Людовиком Семнадцатым, сир, — серьезно ответил ему ребенок.

Королева и мадам Элизабет все больше худели, тогда как король увеличивался в объеме. С тех пор как я появилась при дворе, я заметила, что Людовик всегда искал утешения в еде.

Мадам дю Плесси метко выразилась:

— Людовик не ест — простите. Его величество жрет.

Теперь король много читал и узнал о судьбе, постигшей полтора века назад английского короля Карла I.

— Этот государь допустил ошибку, противопоставив себя английскому парламенту. Это стало

причиной гражданской войны, и английский король не только лишился своего поста, но и своей головы, — рассказала мне как-то мадам Франсина.

— Мне, возможно, уготована такая же судьба, как и у злосчастного Карла, — теперь часто говорил Людовик. И его величество в который раз перечитывал многотомное историческое произведение графа Кларендона о восстаниях и гражданских войнах в Англии. Месье Тюрго в свое время предостерегал молодого короля Людовика:

— Никогда не забывайте, сир, что собственная слабость вынудила короля Карла положить голову на плаху. И вас, сир, считают слабым.

Мадам Кампан принесла нам роковую весть:

— Не спрашивая его величество, просто уволили солдат его лейб-гвардии, которые пошли бы за него в огонь, и заменили их людьми Национальной гвардии.

Многие из этих парней были настоящие революционеры, а не монархисты. Если бы дело дошло до крайности, от этих недовольных солдат никакой защиты ждать не приходилось.

В апреле 1790 года Жан-Поль Марат в своем «Друге народа» снова подлил масла в огонь: он опубликовал расходы на содержание двора. По его сведениям, с 1774 по 1789 год король и его придворный штат израсходовали 227 983 710 ливров. Было точно перечислено, на что использовалась эта гигантская сумма: строения, сады, украшения из драгоценных металлов и на все мыслимые виды предметов роскоши; немалую часть потратили на пенсии фаворитам и представительские расходы.

Эта публикация возымела эффект разорвавшейся бомбы.

— Еще одна статься расходов, вызывающая безмерное возмущение, — это шесть миллионов, которые королева отдала родне мадам де Полиньяк, — говорил Филипп де Токвиль, маркиз де Сен-Мезон, возлюбленный моей госпожи. — И рядом нашли квитанции о пожертвованиях для бедных. Смешная сумма — всего двести пятьдесят ливров. И это злило больше всего.

То, что половина расходов на содержание двора, однако, была истрачена на войну на стороне Соединенных Штатов против Англии, это не интересовало ни одного человека. Зато все снова заговорили о бриллиантовых украшениях для королевы.

Марат изрыгал яд и желчь.

«Уже малой доли этой огромной суммы хватило бы, чтобы справиться с недостатком продовольствия в Париже и снабдить всех граждан необходимым», — усердствовал он в своей речи перед Национальным собранием. — Но нет, мы позволяем себе роскошь кормить полчище бесполезных паразитов.

Бывшему врачу был обеспечен успех у масс. Революционную песню Са ira, [59] которую впервые, как считается, спели девицы у Пале-Рояля, день-деньской наигрывали, насвистывали и горланили. Неизвестный автор присочинил новые, угрожающие строфы.

59

«Это пойдет, давай» (фр.) — одна из самых знаменитых песен Великой французской революции.

Во время моей следующей экскурсии по городу, которую я снова предприняла с защитником, избранным папашей Сигонье, я услышала:

Да, так будет, так будет, Говорят повсюду люди. Да, так будет, так будет, Все будет хорошо. Да, так будет, так будет, На фонари аристократов. Да, так будет, так будет, Их перевешаем мы всех.

Одним из ведущих умов Национального собрания, о котором теперь слышали так же много, как о Марате, графе Мирабо и Жорже Дантоне, был Максимильен Робеспьер, как он сам себя называл, «радикальный демократ».

— Деспотизм отжил свое, и свобода восторжествует. Нам не нужно ни дворянство, ни духовенство. Нам нужна свобода для всех.

23 января Национальное собрание сообщило, что все титулы немедленно упраздняются.

— Никаких больше ваше высочество, высокопревосходительство или высокопреосвященство.

Робеспьер выкрикнул это срывающимся голосом.

Граф Мирабо был одним из немногих, предсказывавших печальное будущее для Людовика XVI. Уже несколько месяцев он все снова и снова предлагал королю свою помощь, несмотря на постоянные отказы королевы.

— Наконец наш государь готов договориться с Мирабо о тайной встрече. После того как я тоже каждый день убеждала ее, Мария-Антуанетта прекратила сопротивляться, — однажды вечером сообщила моя госпожа.

Мы вздохнули с облегчением — ведь в случае бегства королевской семьи это означало и наше прощание с опасными мостовыми Парижа и более мирную жизнь в провинции или за пределами.

Глава семьдесят шестая

Желанным гостем у мадам Франсины был переводчик Шекспира и автор многочисленных театральных пьес Жан-Франсуа Дюки. Во время вечернего застолья один друг хотел убедить его снова написать трагедию. На это месье Дюки заявил ему в своей характерной для него театральной манере:

— Что вы говорите мне о том, чтобы я занялся написанием трагедий? Трагедия происходит на улицах. Сделав шаг из своей квартиры, я бреду по щиколотку в крови. Так что прощай, трагедия. Это грубая драма, когда народ играет роль тирана. Поверьте мне, друг мой, я отдал бы половину того, что мне осталось еще прожить, чтобы другую половину провести в каком-нибудь уголке мира, где свобода — не запятнанная кровью фурия.

В 1790 году королеву снова постиг жестокий удар. Умер император Иосиф II Австрийский. Она искренне скорбела о брате. Иосиф был реформатором, бунтовщиком, чье мировоззрение сильно отличалось от консервативного мировоззрения матери. Свои планы реформ он смог осуществить лишь после ее смерти. Ни одно из его нововведений не нашло понимания у дворянства, а простой народ был слишком незрел, чтобы приветствовать изменения дедовских традиций. Его подданные считали его атеистом, и папа относился к нему враждебно, что стоило императору симпатии набожных, но необразованных современников. В своем так называемом «Эдикте о религиозной терпимости» он давал равные права всем конфессиям, включая ислам.