Камикадзе
Шрифт:
(ОНИ ХОТЯТ НАС УБИТЬ!)
Над ухом у Даниила щелкнул затвор. Артем смотрел поверх его головы. Ему было видно, чем занимается дагестанец.
– Знаешь, что я сейчас сделаю? Я убью твоего друга. А если ты не отдашь мне деньги, я буду тебя пытать. И ты все равно отдашь мне деньги. Понятно? Лучше отдай сейчас.
Две пары сильных рук согнули Даниила в пояснице, прижали лицом к коленям и уперли в голову пистолетное дуло. Оно упиралось в затылок, но Даниил отлично видел его... бездонное отверстие на конце ствола...
(почему я?! почему именно я?!)
– Считаю до трех. Потом я застрелю твоего друга.
Артем молчал. Двое мужчин, державших его руки, тоже молчали. Им было все равно. Пальцы, сжимавшие затылок Даниила, были словно корни дерева... они собирались пустить ростки ему в голову.
– Раз.
Артем молчал. Его футболка почернела от пота. На щетинистой шее вздрагивал кадык. Даниил пытался вывернуть голову и посмотреть дагестанцу в лицо.
– Не надо... Артем... скажи им... Артем...
– Два.
(мне ничего не надо... вообще ничего... не надо сейчас и никогда не понадобится в будущем... только пусть он уберет от моей головы пистолет...)
– С собой денег у меня нет. Честно, нет.
– Где они?
Даниил не мог даже дышать. По глазам стекал раскаленный пот.
– Деньги у меня, – прозвучал спокойный голос. Этот голос расколол мир. Этот голос означал, что они победили.
Он стоял в дверях. В длинном, до пят, черном плаще, с развевающимися волосами и автоматом наперевес. Он пришел к ним на помощь, и в целом мире не было никого, кто мог бы его остановить.
Густав сделал шаг в комнату, и от этого шага содрогнулись стены. «Птыш-птыш-птыш...» – дернулся ствол его автомата, и стальные тиски, сжимавшие затылок Даниила, превратились в ласковые материнские объятия.
Даниил выкатился из-под убитого дагестанца. Перед глазами мелькнул опрокинутый стул, перекошенное лицо Артема и брызги стекла, когда автоматная очередь скользнула по пустым бутылкам в углу.
Грохали тяжелые шаги... слева кто-то хрипел... сочно хрустело под ногами битое стекло. И надо всем этим парили полы черного плаща Густава... словно ангельские крылья.
Те двое, что держали Артема, смешно суетились... взмахивали руками... что-то кричали на своем гортанном языке. Последний из них даже успел выхватить огромный пистолет... он двумя руками держал пистолет перед собой... он изо всех сил пытался спастись... потом зрачки Густава скользнули по нему... на стену брызнули сгустки черной крови... дагестанец в агонии затрясся большим телом и больше не шевелился.
Густав выглянул в коридор. В коридоре было тихо.
– Взяли ящик – и быстро к дверям! Без меня из квартиры не выходить! Живо! Живо!
Чтобы подняться, Даниил сперва встал на колени, затем оперся об пол руками и только потом выпрямился. Вытирая ладонями лицо, он почувствовал, что весь залит собственной, неощутимо текущей по щекам кровью... а может, не только собственной.
В воздухе плыл кислый пороховой запах. На пол медленно оседали пестрые клочки. Обрывки грязных обоев?.. Вырванные из дагестанских шелковых рубах лоскутки?..
Пошатываясь, он подошел к стене. Уперся в нее лбом и просто постоял. Потом подошел к разметавшему руки дагестанцу и, стараясь не глядеть ему в лицо, вытащил из теплой ладони свой пистолет.
Над брючным ремнем у дагестанца белела полоска толстой спины. Из заднего кармана торчал краешек почти чистого носового платка.
Ящик был невероятно тяжелым. Он весил больше, чем все, вместе взятое, что случалось поднимать Даниилу. Добавьте еще килограммчик – и ящик мог бы вырвать ему руку прямо из плеча.
Не доходя до двери, они поставили ящик и, задыхаясь, упали на корточки. Светлые волосы Артема были мокрыми, будто он только что из ванны.
Некоторое время они сидели и прислушивались. Потом Даниил поднялся и прошептал, что сходит глянуть, как там Густав.
Густав стоял в самой дальней от входа комнате, положив тяжелый, с сантиметровой рифленой подошвой, ботинок на затылок старухи. Сморщенное лицо женщины было вжато в пол. Щека расплющена под ботинком.
Даниил замер в дверях. Густав повернул голову, посмотрел на него и, не повышая голоса, проговорил:
– Ящик грузите в багажник. Быстро и так, чтобы вас никто не видел. Я сейчас.
Когда они выбрались на лестничную площадку, в глубине квартиры хлопнул еле слышный выстрел. Даниилу даже показалось, что он услышал тихий, словно выдох, женский стон.
26 сентября. Три часа спустя
Говорят, прежде чем отлететь в эмпиреи, души только что умерших некоторое время еще видят свои тела. Взлетают и грустно машут им на прощанье прозрачными крылышками.
Даниил отхлебнул из стакана и покосился на лежащую на столе руку. Рука была чумазой. Еще она немного дрожала. Представить, как она трансформируется в крылышко, не получалось.
С того места, где он сидел, ему было видно отражение в кособоком мутном зеркале за стойкой.
Небритые тридцатилетние мужики. Лбы здоровенные. Любой скажет: взрослые, жизнью помятые парни. Даниил не считал, что жизнь помяла его достаточно... он был не против еще помяться... он ведь только начал... даже не начал еще.
Иногда он боялся смерти. В остальное время не думал о ней. Утро этого дня совершенно не было похоже на ПОСЛЕДНИЙ день... как он его представлял. Что было хорошего в его жизни? Или даже не хорошего... просто БЫЛО?
Ну, написал он книгу. Ну, съездил покататься на белом пароходике по Средиземному морю. Впереди могло быть еще двадцать книг... двадцать пароходиков...