Камни и черепа
Шрифт:
– Я должен был оставить это знак в мире людей! – Тесугу сейчас сам не знал, что больше потрясает его, мысль о том, что он, почему-то, не мертв, или горечь от того, что поход и его страдания были напрасны, он так и остается меченым.
– Ты не оставил мир людей, – сейчас в голосе его собеседника послышался отзвук гнева, слабый, словно далекий гром в сухую летнюю пору, но и его было достаточно, чтобы Тесугу присмирел.
– Где же я тогда? – чуть слышно спросил он, и Куоль сразу откликнулся:
– Ты – в жилище Первых, и ты говоришь с одним их тех, кто принял тебя.
И, хотя Тесугу казалось, что больше
– Ты…, – в который раз за их короткий разговор начал он, и мужчина вскинул руку. При этом движении какое-то одеяние упало с его предплечья.
– Я – Куоль, – сказал он в очередной раз, – я тот, кто многажды рождался, и менял тело, я тот, кто видел начало. Я – Первый. И мы ждали тебя. Один из нас закрыл глаза совсем недавно, и никто не знал, почему его дух решил нас покинуть. Но на обряде нам раскрылась правда – он вернется. Вернется в юном теле того, кого приведут к Каменным Жилищам, и мы узнаем его. Знаки указали нам на тебя, Тесугу.
– Мое имя…, – растерянно повторил тот, словно не веря, от кого его сейчас услышал, и неизвестный кивнул.
– Мы знаем его, и нет ничего сокрытого от нас. Мы говорим с теми, кто стал камнем, и теми, кто стал костью, мы зовем крылатый народ и спрашиваем о воле Древних. Тесугу, знаки указали на тебя. Ты заменишь Койтелгита, а иначе – станешь новым телом для духа Первых. Это твоя судьба, и это воля Эцу.
– Жители нижнего мира будут ждать, – потерянно сказал Тесугу, – так говорили мне. Они не получат моей крови и разгневаются, и тогда…
– Они получили кровь, – прервал его Куоль, – вместо твоей им была отдана кровь другого.
– Чья?
– Ты узнаешь об этом. Пока же возьми это.
И мужчина наклонился куда-то в сторону, открыв то, что стояло за ним. Маленький выступ, по виду – из камня, над которым мерцали два слабых огонька. И стены.
– Вот, – Куоль вытащил откуда-то темный округлый предмет и передал его Тесугу, – поставь рядом с собой. Я скажу тебе, как надо.
– Что это? – Тесугу, сам того не осознавая, постарался отодвинуться от предмета как можно дальше, но Куоль удержал его рукой. Сейчас Тесугу ясно видел, что его тело скрывает странное одеяние, просторное, и необычно скроенное. Из-за его очертаний, сливавшихся с мраком, казалось, что голова мужчина словно вырастает откуда-то из пустоты.
– Сядь, – сказал тот, и голос его снова звучал размеренно,– ешь это и слушай меня.
Тесугу, преодолевая боль, медленно выпрямился. Голова его странно плыла при каждом движении, но он почувствовал запах – и узнал его. Так пахли зерна, которые собирались и замачивали женщины, иногда они делали из них кашицу, чтоб накормить ею раненых и больных. Но сейчас к их запаху примешивалось что-то еще. То, что Куоль поставил рядом с ним, понял он, было каменной чаше, едва угадывавшейся в потемках. Тот же запах, что он уже слышал ранее ночью. Живот опять скрутил спазм, на этот раз от голода.
– Ешь, – повтори мужчина, – а я буду с тобой говорить.
Тесугу неуверенным движением приподнял чашу, и почувствовал, что, несмотря на слабость и дурноту, безумно голоден. Он зачерпнул кашицу рукой, и Куоль заговорил.
– Ты знаешь о Первых, все знают о них. Те, кому открылась воля Эцу в день его гнева, кто увидел, как были соединены миры. Ты видел их, застывших в камне. И ты тоже был тогда, хотя сейчас и не помнишь этого. Мы – те, кто рождался много раз и много раз умирал, храним это место, и только от нас зависит, не придут ли опять дни гнева, дни голода и порчи, черного ветра и каменной воды.
«Каменной воды? – опять мелькнуло в голове у Тесугу, слова показались странно знакомыми, хотя он не мог бы сказать, где уже их слышал. Он зачерпнул еще немного кашицы и отправил в рот. Это были зерна, да, истолченные и размякшие, вместе с чем-то еще, но вкус был необычным. Язык немного щипало, и, когда он проглотил кашицу, острый душок ударил изнутри в нос. Не решаясь перебивать мужчину вопросами, и не зная, что спросить, он только слушал, а Куоль продолжал говорить.
– Ибо только мы знаем, что бывает в дни гнева. Люди приходят сюда, и приводят тех, кто мечен его волей, люди слушают его голос, и обращаются к народам срединного мира и нижнего, но они не знают, как легко может этот мир погибнуть еще раз. Но он не погибнет, пока есть мы. И каждый раз, когда закрываются глаза одного из Первых, он должен родиться где-то еще. И прийти сюда, чтобы принять мудрость Древних.
Здесь Куоль остановился, и внимательно посмотрел на Тесугу. Юноша взглянул на него в ответ, не зная, что можно сказать, но странный мужчина, очевидно, ждал его слова, потому что не продолжал говорить. Проглотив то, что держал во рту, Тесугу подавил стремившийся вырваться из глотки дух, и спросил:
– Древние – это не, что… наверху?
– Это те, что были изначально. Те, кто раскрывает нам тайны этого мира, мира нижнего и горнего. Те, кто говорит с нами голосами ушедших. И они сказали, что, взамен Койтелгита придет новый, и будут его звать Тесугу, и у него будет три губы. И ты пришел.
И тут Тесугу показалось, что в голове его забрезжил какой-то свет, обжигающий и яркий.
– Это же я…, – пробормотал он, чувствуя, как голова опять начинает плыть, – но значит…
– Ты – один из Первых с этой ночи, – ответил Куоль.
Потом, когда Тесугу вспоминал это разговор в темноте, он знал, что за этими словами последовало что-то еще. Кажется, он что-то бормотал, кричал и даже плакал, а голова его шла кругом, и тело словно качалось на его каменном ложе. А Куоль всё говорил, тем же ровным, глубоким голосом, и заставлял съесть еще этой странной кашицы, и он глотал её, едва понимая, что делает, а потом не помнил уже ничего. Пришло время его ночи и глаза закрылись.
И он не видел, как Куоль осторожно повернул его, спящего, на бок, и как придвинул к себе каменную чашу, в которой все еще оставалась пряная кашица, вздохнул и поднес к губам. И лицо его было мрачным и усталым.
Глава вторая
Перед тем, как мы покинули клан, мужчины, отобранные для похода, опять собрались в пещере черепов. Искичен обращались к духам ушедших, и касались костей, и молили дать им мудрость и силу, чтобы не вернулись опять дни ярости. Вместе с черепами предков лежали головы тех людей, что живут за хребтом. Их кожа темна, как мокрая земля, так мне говорили, и им дан совсем другой язык. Немногие умеют расспрашивать их черепа, но расспрашивать их надо. Ведь от них, черных людей, зависит наша жизнь.