Камни вместо сердец

Сэнсом Кристофер Дж.

Я в раздумье откинулся назад. Дэвид и Эмма. Судьбы обоих теперь находились в моих руках.

– Она едва не убила нас. Пусть поступки обоих будут разоблачены, – заявил Барак.

Я посмотрел на Хоббея:

– У меня есть еще два вопроса. Во-первых, насколько я понимаю, сэр Квинтин Приддис знал, что Хью на самом деле является Эммой?

– Николас, – попытался помешать хозяину сказать Дирик, – не отвечайте! Приддис может еще потребоваться нам…

Но тот не обратил на совет внимания:

– Да. Он знал.

– С самого начала? – уточнил я.

– Нет, но он однажды

побывал у меня в доме, чтобы обговорить свою долю, когда я начал рубить лес на землях Эммы. Сэр Квинтин очень наблюдателен, и, посмотрев на нее, он раскрыл наш обман. Только он, если не считать вас с Фиверйиром, смог обо всем догадаться. Он согласился молчать – уже за более крупную долю.

– A его сын знает?

– Едва ли. Сэр Квинтин любит власть даже сейчас, a секреты – это сила. Чужие секреты, конечно… Твои собственные – это проклятие.

Глубоко вздохнув, я задал следующий вопрос:

– A как насчет сэра Ричарда Рича? Каким образом он вовлечен во всю эту историю?

Лицо Николаса выразило неподдельное удивление:

– Рича? Советника короля? Я никогда не был знаком с ним! И впервые увидел его, когда он в ратуше подошел к вам.

– Вы не ошибаетесь, мастер Хоббей?

Мой собеседник развел руками:

– Есть ли мне смысл теперь умалчивать о чем-то?

Винсент тоже посмотрел на меня с удивлением. И я понял, что ни тот, ни другой не понимают, о чем я говорю. Но тогда почему Рич был настолько взволнован во время нашей встречи в Портсмуте? Зачем понадобилось ему, как я во все большей степени подозревал, натравить на меня эту компанию уличных мальчишек и убить клерка Миллинга? Тщательно подумав, я понял, что опять пришел к ошибочному выводу.

Но теперь мне надлежало решить, что делать. Я посмотрел на полное отчаяния лицо Хоббея и сердитое лицо Барака, а потом на Дирика, начинавшего, наконец, проявлять признаки беспокойства и страха. Если станет известно, что он помогал скрыть личность Эммы, это повлечет для него серьезные профессиональные последствия. Я никогда не доверял этому человеку, однако в данный момент он находился в моей власти.

– Вот что я готов сделать, – объявил я. – Если Эттис будет освобожден, я умолчу о том, что Дэвид убил собственную мать.

Барак так и сел от неожиданности:

– Этого нельзя делать! Он же убийца! А если он натворит что-то еще?! И ты способен поверить в то, что они не имеют никакого отношения к Ричу…

– Не имеют. И не имели. Мне кажется, что теперь я все понимаю. Но скажи мне, Джек, неужели ты думаешь, что Дэвид находился в здравом уме, когда убивал Абигайль? Неужели ты считаешь, что, если мы поставим его перед судом и будет доказана его невменяемость или же его повесят, это станет для кого-то благом? Кто выгадает от этого?

– Он может застрелить кого-то еще.

– Этого он сделать не сможет, – возразил хозяин дома. – Возможно, он не сумеет теперь даже нормально ходить. И, как я уже говорил вам, начиная с этого дня, я буду денно и нощно следить за ним…

Я поднял руку:

– Предлагаю вам три условия, мастер Хоббей.

– Какие угодно…

– Во-первых, вы – неважно каким образом –

устраиваете освобождение Эттиса. Если же ему все равно придется предстать перед судом, что ж, пусть так, присутствуя на нем, я обеспечу правый суд и позабочусь, чтобы его оправдали. И еще я хочу, чтобы ему заранее сказали, что он может не опасаться исхода.

Николас посмотрел на своего адвоката:

– Мы можем устроить это, Винсент, я в этом не сомневаюсь. Сэр Люк…

– Какими будут другие ваши условия? – спросил Дирик вместо ответа.

– Второе условие, мастер Хоббей, состоит в том, чтобы вы, в соответствии с вашим собственным намерением, продали Хойленд – подтвердив право жителей деревни на лес – и увезли Дэвида туда, где сможете содержать его под наблюдением, – сказал я.

– Да, – ответил Николас сразу же. – Да.

Посмотрев на меня, Барак покачал головой. И хотя я сомневался в том, что Дэвид может в будущем представить опасность для кого бы то ни было, мне было понятно, что я рискую. Впрочем, у меня не было оснований сомневаться в том, что Хоббей-старший поступит согласно своему обещанию.

– Мое последнее условие касается Эммы. Я отправлюсь в Портсмут, и если окажется, что она попыталась поступить в армию, извлеку ее из роты, – закончил я.

– Нет… – вздрогнул Барак.

– Ему может потребоваться признать в ней девицу, – заметил Винсент. – Николас, если он сделает это, мы оба окончательно погибнем. Если ее подвезли на попутной повозке, она может сейчас уже находиться там.

– Если она поступила в роту моего приятеля или в какую-нибудь другую, я не обязан сообщать им всю ее историю. Достаточно будет сказать, что патриотически настроенная девица переоделась мальчиком, – решил я.

– Согласен, согласен на все, – проговорил Николас.

– Однако я не привезу Эмму сюда. Я заберу ее в Лондон. A вы, мастер Хоббей, продадите мне опеку над Хью, как это делается обычным порядком. Хотя, конечно, оплата будет произведена только на бумаге, я ничего не заплачу вам. Мастер Дирик устроит это, – покосился я на своего коллегу.

Даже теперь, посреди смерти и разрушения, тот не удержался от выпада:

– Вы рассчитываете на выгоду для себя лично…

– Я продам земли Кертиса за хорошие деньги и сохраню их до тех пор, пока Эмма в облике Хью не достигнет совершеннолетия. Это означает продолжение обмана, во всяком случае, в отношении Сиротского суда. Однако среди тамошних сотен обманов наша ложь, несмотря на всю ее драматичность, просто затеряется. И вам, Дирик, опять-таки, придется посодействовать мне.

– Но Эмма только что попыталась убить Дэвида и едва не застрелила нас! – изо всех сил старался разубедить меня Джек.

– Она не убила нас, хотя могла без труда это сделать. И я сомневаюсь в том, что она хотела убить Дэвида. Она могла бы пронзить его сердце так же легко, как наши с тобой, но этого не случилось. По-моему, она отчаянно сожалеет о своем поступке. Я сумел понять его – то есть ее – натуру во время нашего пребывания в доме.

– Его… ее… Гвозди господни! – возопил мой помощник. – Ты намереваешься взять ее к себе домой? И во что ты ее оденешь – в платье или кафтан?