Камни вместо сердец

Сэнсом Кристофер Дж.

– Расставшись с Уэстом, я намеревался добраться до ближайшего городка и нанять лошадь. Однако я заблудился в этом лесу, и вскоре стало настолько темно, что я даже не видел, куда иду. Тут я услышал голос Филипа, ломившегося через подлесок, ругавшегося и выкрикивавшего мое имя. Он обнаружил пропажу письма. При этом, будучи местным уроженцем, он хорошо знал окрестные леса. Я сумел отстать от него, после чего увидел впереди свет и пошел туда. Я надеялся выйти к гостинице или к чьему-то дому, где я мог бы найти укрытие. – На лицо Рича набежала тень, и я понял, что в ту ночь ему было страшно остаться в лесу одному.

– Это была плавильня, – проговорил я.

– Да, плавильня Феттиплейса. Какой-то старик сидел там на охапке соломы и

пил. Я сказал ему, что заблудился, и он показал мне дорогу на Рольфсвуд. Еще он пригласил меня остаться: думаю, старик был потрясен тем, что ему как снег на голову свалился джентльмен. Я решил подождать, надеясь на то, что Уэст сдастся или спьяну свалится с ног, – что и случилось, как я потом узнал. Сидя там, я прочитал письмо: проклятая печать сломалась, когда я вытаскивал его у Уэста. Я был ошеломлен, ибо в нем король говорил о своем намерении жениться на Анне: он надеялся на то, что папа примет его сторону в случае отказа Екатерины. Я не мог даже предположить такого, я-то думал, что в нем будут какие-нибудь глупые нежности для королевской любовницы.

– Итак, вы передали письмо Екатерине Арагонской, предупредив ее о намерениях короля.

– Да. Смерть господня, король должен был воистину разгневаться, когда услышал от Уэста о том, что тот потерял его послание! Удивительно уже то, что Филип не расстался с головой. И когда в следующем году король заявил Екатерине, что, по его мнению, их брак стал противоречить библейскому закону, так как у них нет сыновей, она уже знала о его планах. У нее был не один месяц для укрепления в собственном гневе.

– Но если бы король узнал о вашем поступке…

– Королева Екатерина не рассказывала ему о том, что перехватила письмо. Она всегда защищала собственных слуг, считая, что только так можно ожидать от них верности. В ту ночь начался мой подъем вверх по лестнице… которому помог переход на сторону противоположной партии, когда я понял, что победа окажется за Анной Болейн.

– Итак, то, что вы помогли Уэсту проделать над Эллен, поставило вас на восходящий путь.

– Если угодно. Однако все было не так просто. В тот вечер, когда я сидел в старой плавильне, дверь ее настежь распахнулась. Я испугался, ожидая увидеть Филипа, но в ней появилась эта девушка, растрепанная и озиравшаяся одичавшими глазами. Увидев меня, она закричала: «Насильник!», указывая в мою сторону. Тут этот самый старик, Гратвик, оставил выпивку и бросился на меня с палкой в руке. К счастью, меч остался при мне. Я ударил его, но не убил, однако он упал спиной в зажженный им костер, и буквально через мгновение вся одежда на нем вспыхнула. Он заметался с воплями по плавильне… – Умолкнув, Рич посмотрел на меня. – Вы видите: с моей стороны это была самозащита, а не убийство. Признаюсь, я и сам был потрясен, но когда я повернулся в сторону девушки, ее уже не было. Я выбежал в темноту, но она пропала. Мне пришлось задуматься о том, что делать дальше. Я вернулся в плавильню, однако в ней уже начинался пожар, а изнутри еще доносились вопли Гратвика. Поэтому я пошел по тропе вдоль пруда, разыскивая девицу.

– И что бы вы сделали, если бы нашли ее?

Квартирмейстер пожал плечами:

– Я ее не нашел. Но столкнулся нос к носу с пожилым человеком.

– Мастером Феттиплейсом.

– Да. Он крикнул: «Кто вы?» Должно быть, он вышел искать свою дочь и хотел проверить, не забрела ли она в плавильню… впрочем, не знаю. Он вцепился в меня, и я проткнул его мечом. – Рич говорил бесстрастным тоном, как будто зачитывал какой-то документ. – Понятно было, что от трупа следовало избавиться как можно быстрее, пока на пожар не сбежались люди. Затащить его в плавильню я не мог, она уже вовсю полыхала. Однако ночь была лунной, и я увидел у пруда лодку. На ней я вывез убитого на середину пруда и утопил, привязав к нему найденную неподалеку чугунную чушку. А потом я шел всю ночь, до самого рассвета, а утром нанял коня в гостинице и вернулся в Петуорт.

«Ты был испуган, – подумал я, – ты пытался в панике укрыться в ночи после всего, что натворил».

Ричард же продолжал:

– На следующий день Уэст отыскал меня. Я отрицал какую-либо причастность к пожару и сказал, что сразу же верхом отправился в Петуорт, и хотя он подозревал меня в обмане, доказательств у него не было. Что же касается письма и изнасилования, то я сказал ему, что нам лучше обо всем помалкивать. Однако этот дурак вернулся в Рольфсвуд и попытался встретиться с Эллен. Это было опасно и стоило мне нескольких бессонных ночей. Однако девушка, к счастью, потеряла рассудок, и через какое-то время Уэст и его семейство договорились с Приддисом, чтобы ее поместили в Бедлам. Как вы понимаете, Приддису хорошо заплатили, чтобы он не задавал вопросов.

– Ну а потом вы заключили новую сделку с Филипом Уэстом.

– Да. Я умею торговаться.

– Он настоял на том, чтобы Эллен оставили в живых.

Сэр Рич нахмурился:

– Он сказал, что если с ней случится что-то плохое, он расскажет всю историю. Уэст был полон раскаяния, он решил уйти на флот. Он наполовину безумен – думаю, частью своего рассудка он хотел бы умереть. Хотя и сохранив свою честь. – Ричард усмехнулся. – Вот почему, когда я встретил его сегодня, он согласился взять эту самую Кертис на корабль, чтобы мне было на что выторговать ваше молчание.

– Мое молчание о том, что произошло в Рольфсвуде, в обмен на полученную с корабля Эмму Кертис. Понятно. A как насчет Эллен?

Квартирмейстер развел в стороны свои небольшие ладони:

– Я оставлю ее в Бедламе на вашем попечении. Насколько я понимаю, она никогда не ушла бы оттуда, даже если б могла.

Я задумался. Этот человек был прав. Я мог бы и впрямь погубить его, но в этом случае я никогда не сумею вернуть Эмму Кертис с «Мэри-Роз». Да, подумал я, убийство сойдет тебе с рук. И не впервые сойдет. Вспомнив, как он предал Томаса Мора и как преследовал еретиков в Эссексе, я спросил:

– Но что, если я сниму с корабля Эмму, отвезу ее в безопасное место и разоблачу вас?

– O, я подумал об этом!

– В чем я не сомневался, – добавил я. – Вы ведь убили еще и Миллинга, так?

– Я платил ему, и за это он был обязан информировать меня в том случае, если кто-то проявит интерес к Эллен Феттиплейс. Он и сообщил мне о том, что вы что-то разнюхиваете. А потом этот наглец, знаете ли, решил шантажировать меня и потребовал больше денег. Он не знал, что я плачу заодно и его молодому клерку. Я не могу позволить себе рисковать, и потому распорядился, чтобы этот самый клерк убрал его. Закрыть его в Вонючей комнате было удачной идеей: если бы он все-таки выжил, можно было сказать, что дверь захлопнулась случайно. Теперь же место его принадлежит молодому мастеру Алабастеру.

Нагнув голову, Рич принялся перебирать бумаги.

– Aга, – продолжил он отрывистым тоном, – вот и оно.

Достав листок бумаги, он протянул его мне:

– Ваше завещание.

Я дернулся, едва не свалившись с табурета, ибо завещания пишутся в предвидении смерти. Мой собеседник ехидно усмехнулся:

– Не волнуйтесь. Перед битвой в этом лагере завещания пишут все. Посмотрите, я оставил пробелы для ваших пожеланий.

Я опустил глаза к бумаге и начал читать: «Я составляю это завещание в Портсмуте, перед лицом французского флота, в предвидении смерти». Дальше назначался душеприказчик: «Назначаю единственным своим душеприказчиком сэра Ричарда Рича из Эссекса, тайного советника его величества короля». Затем было вписано первое условие: «Вышеупомянутому сэру Ричарду Ричу, с просьбой о прощении за те бесчестные обвинения, которые я выдвигал против него в течение многих лет, в то время, как он проявил ко мне подлинную дружбу, завещаю 50 марок серебра…» После этого было оставлено пространство для других условий, а потом следовала дата, «18 июля 1545», и место для подписей – моей и двоих свидетелей.