Камни вместо сердец
Шрифт:
Когда я закончил рассказ, снаружи уже стемнело. Хозяин дома зажег свечи в гостиной и настоял на том, чтобы мы выпили пива: на одну мою кружку пришлось три его. Дослушав меня до конца, он склонил голову на грудь, шевеля пухлыми ладонями на коленях. Наконец священник посмотрел на меня:
– Этот король трижды воевал с Францией и проиграл все три войны. И каждую из них он затевал ради собственной славы. Знаете, в церкви существует такое понятие, как справедливая война. О ней писал Фома Аквинский, хотя само учение о подобной войне много старше. Объявляющее войну государство должно перед этим
– А в каких это войнах присутствует справедливость, мастер Секфорд? – возразил ему я.
Отец Джон нетвердой рукой поднес кружку к губам:
– В некоторых, наверное, присутствует. Но только не в войнах этого короля. – Голос его вспыхнул гневом. – Вся вина на нем, вся вина… за гибель людей на «Мэри-Роз», за гибель солдат, женщин и детей во Франции. Даже за гибель Филипа Уэста, да простятся ему его грехи!
– Я все время вижу лицо своего друга Ликона, лица всех остальных солдат… Я вижу, как они падают в воду. Вижу снова и снова… – признался я и сухо улыбнулся. – Женщина, которой я в высшей степени восхищаюсь, советует мне искать утешение в молитве.
– Она права.
– Но как Бог позволяет совершаться подобным вещам?! – взорвался я. – Как?! Если представить себе, как тонет этот корабль, представить себе все те жестокости, которые протестанты с католиками обрушивают друг на друга, если вспомнить об Эмме и Хоббее с Дэвидом… иногда – простите, но иногда мне кажется, что Бог просто смеется над нами!
Мой собеседник опустил кружку:
– Я вполне понимаю, что люди в наше время имеют все основания на то, чтобы думать подобным образом. И если бы Бог действительно был всемогущим, возможно, вы были бы правы. Однако Евангелие рассказывает нам другую историю. Про Крест, понимаете ли. Что касается меня самого, то я считаю, что Христос страдает со всеми нами.
– И что в этом хорошего, преподобный Секфорд? Кому это может помочь?
– Время чудес давно прошло. Смотрите… – Джон вновь взял свою кружку. – Он не может даже помешать мне пьянствовать, хотя я не отказался бы, чтобы он это сделал.
– Но почему? – спросил я. – Почему он не может этого сделать?
Секфорд грустно улыбнулся:
– Я не знаю… Но кто я такой? Всего лишь старый сельский пьяница-священник. Но у меня есть вера. Только так можно жить рядом с тайной.
Я покачал головой:
– Вера теперь недоступна мне.
Отец Джон улыбнулся:
– Вы не любите тайн, так ведь? Вы любите разрешать их. Как раскрыли тайну Эллен.
– Но какой ценой!
Священник посмотрел на меня:
– Вы будете заботиться о ней?
– Сделаю все, что могу.
– A как насчет этой бедной девочки Эммы и обломков семьи Хоббеев?
– О них я тоже позабочусь, насколько это представится возможным.
Наклонившись вперед, Секфорд прикоснулся дрожащей ладонью к моей руке:
– «Вера, надежда, любовь, – процитировал он, – но любовь из них больше» [46] .
– В наше время слова
– Тем не менее лучше все равно не скажешь, мастер Шардлейк. Напомните обо мне Эллен, когда увидите ее. A сегодня я поставлю в своей церкви поминальные свечи о вашем друге Джордже Ликоне и его воинах. Зажгу в их память настоящий костер.
Он положил трясущуюся ладонь на мою руку. Однако прикосновение это меня не утешило.
46
Первое послание апостола Павла Коринфянам, 13:13.
Глава 51
Мы с Бараком вернулись в Лондон через пять дней, в полуденные часы 27 июля, проведя в отъезде почти целый месяц. Расплатившись за лошадей в Кингстоне, последнюю часть своего пути мы проделали, как и его начало, по воде. Даже прилив на реке пробуждал во мне недоброе чувство, хотя я и пытался скрывать это.
Мы прошли через сады Тампля. Скоро Дирик вернется в свои палаты… Если обнаружится Эмма, мне придется связаться с ним, чтобы оформить передачу мне опеки над Хью – над тем, кем в глазах суда является эта девушка. Но если она так и не объявится, сделать я для нее ничего больше не смогу.
На Флит-стрит и Стренде все осталось, как было. Ватаги уличных парней в синих рубахах без смущения изучали прохожих, расклеенные по стенам плакаты предупреждали о французских шпионах. Лодочник сообщил нам, что на юг уходят новые и новые отряды солдат: французы по-прежнему стояли в Соленте.
Барак пригласил меня к себе домой, поздороваться с Тамасин, однако я посчитал, что им будет приятнее встретиться с глазу на глаз, так что я отказался и направился в собственные покои. Мы расстались внизу Ченсери-лейн. Помощник обещал мне, что придет туда завтра утром. Так что я проследовал дальше и свернул в ворота Линкольнс-инн. Надо было проверить, как обстоят там дела, а заодно и обдумать, как поступить с Колдайроном после возвращения домой.
В летнюю жару в Гейтхаус-корт было душно и пахло пылью. Внутри квадрата красных кирпичных зданий во всех направлениях расхаживали клерки и адвокаты. Здесь не было заметно никаких следов войны. Знакомая обстановка заставила меня расслабиться, и я с облегчением направился в собственные палаты. Еще из Эшера я послал Скелли записку с предупреждением о своем возвращении, и он с улыбкой поднялся мне навстречу.
– Все ли с вами в порядке, сэр? – Судя по нерешительной нотке в его голосе, можно было понять, что мое лицо еще хранило отпечаток пережитого.
– Вполне. A как ваши дела? Как жена и дети? – стал расспрашивать я его.
– Слава богу, все мы пребываем в добром здравии.
– А здесь как?
– Все хорошо, сэр. Есть несколько новых дел для рассмотрения на следующей сессии.
– Хорошо. – Я вздохнул. – Новая работа будет мне полезна.
– Мы слышали о том, что французы попытались захватить остров Уайт и «Мэри-Роз» затонула на глазах короля. Из Лондона в Портсмут посылают еще пятнадцать сотен солдат…
– Да, когда мы возвращались, на Портсмутской дороге было полно солдат и повозок.