Камни вместо сердец
Шрифт:
– А где сейчас мастер Николас?
– В своем кабинете. Он почти не выходит из него, если только не находится возле сына.
– А как себя чувствует Дэвид?
– Выздоравливает, но говорят, что впредь он не сможет толком ходить. И лишь одному Богу ведомо, что происходит в его голове. Боюсь, он может выложить всю историю, – добавил Дирик обидчивым тоном. – Парня следует поместить в такое место, где его можно будет держать под присмотром.
Я покосился на него. Слова коллеги напомнили мне о том, как Уэст и Рич защищали себя после изнасилования Эллен. Но с Дэвидом,
Николас Хоббей сидел за своим столом. Едва войдя в кабинет, я сразу увидел, что печальную пустоту, пребывавшую на его лице после смерти Абигайль, сменило отчаянное рвение. Я заметил, что он похудел.
– Эмма! Вы привезли известия о ней? Мы так ждали… – В его голосе появилась старческая раздражительность.
– Нас задержали в Портсмуте. Там начались бои… – начал объяснять я.
– Да. Сюда пришло известие о гибели «Мэри-Роз». Но, сэр, Эмма…
Я глубоко вздохнул:
– Я нашел ее, но она снова убежала. Она оставила Портсмут, и я не знаю, где она находится сейчас.
На лице хозяина дома появилось уныние:
– Она, как и прежде… изображает своего брата?
– Полагаю, что она продолжает этот маскарад. Живет так, как привыкла за последние годы.
– Эмма не продержится долго на дороге. Она не взяла с собой денег, – вмешался в разговор Дирик.
– Возможно, что она попытается вступить в другую роту, – добавил я.
Хоббей застонал:
– Она спит в зеленых изгородях, крадет пропитание в садах…
Висент же добавил сердитым голосом:
– Ее в любой день могут поймать и разоблачить.
– Эмма умна, – возразил я. – Она скоро поймет, что не способна прокормить себя, что может попасться. Думаю, что по крайней мере, существует шанс на то, что она может найти меня.
– В Лондоне? – уточнил Николас.
– Я сказал ей, что беру на себя опеку над ней и что предоставлю ей возможность самостоятельно решить, что дальше делать со своей жизнью.
– Тогда будем молить Бога о том, чтобы она пришла к вам, – вздохнул Хоббей. – Я и сам намереваюсь перебраться в Лондон, продать это безрадостное поместье и купить небольшой домик где-нибудь в тихом уголке. Дэвиду в городе будет легче, и там мне удастся найти помощь для его болезни.
– Он болен, это точно, – подчеркнув слово «болен», произнес Дирик.
– По-вашему, я не знаю этого? – огрызнулся Хоббей, поворачиваясь ко мне. – За этот дом и леса я получу хорошие деньги. Сэр Люк Корембек уже выражал заинтересованность, – он обратился к своему адвокату с долей прежней уверенности: – Выговорите хорошую цену, Винсент. Я оставляю переговоры на вас. Все, что мы получим, пойдет нам с Дэвидом на прожитие на все будущие годы, как только… как только мы расплатимся с моими прошлыми долгами. Мастер Шардлейк, вы сохраните долю Эммы, если она не вернется к тому времени, когда Хойленд будет продан?
– Сохраню.
– Мы получили бы больше, если бы располагали лесом деревни, – пробурчал Дирик.
– Что ж, мы им не располагаем, – отозвался Николас. – Уезжайте завтра, Винсент,
Мне оставалось только кивнуть в знак согласия. Я и прежде ощущал необходимость сохранить эту историю в тайне, и мне нужно было лично увидеть, как себя чувствует Дэвид.
Мы с Хоббеем поднимались по лестнице. Он ступал неторопливо, опираясь на поручень, и внезапно заговорил:
– Прежде чем мы окажемся у Дэвида, мастер Шардлейк, я хочу кое о чем спросить вас.
– Да? – повернулся я к нему.
– Я надеюсь, что вы правы и что Эмма действительно придет к вам в Лондоне. Однако, если ее разоблачат, как, по-вашему, расскажет ли она… – пошатнувшись, Николас вцепился в поручень… – расскажет ли она о том, что Дэвид убил свою мать? Я думаю, она догадалась об этом.
Он внимательно смотрел на меня. Итак, его, как и прежде, в первую очередь беспокоил собственный сын.
– Сомневаюсь. Судя по тому, что она говорила мне в Портсмуте, Эмму терзает чувство вины за то, что она выстрелила в Дэвида, – ответил я.
Хоббей сделал еще один шаг, а потом снова остановился и посмотрел мне в лицо.
– Что я наделал? – вздохнул он. – О чем думали все мы все эти годы?
– Я не верю в то, что кто-нибудь из вас в полной мере представлял все последствия, хотя бы на миг, – заверил я его. – Вы были слишком испуганы. За исключением Фальстоу, намеревавшегося извлечь из ситуации максимум возможного.
Мой собеседник окинул взглядом большой зал, бывший вершиной всех его амбиций:
– И я, как слепой, не замечал, что сын мой теряет рассудок. В его поступке я виню себя самого. – Он снова вздохнул. – Что ж, теперь все кончено. Дирик пытается отговорить меня от отъезда, однако я принял решение.
Хозяин дома провел меня в комнату Дэвида. В ней находилась добротная кровать под балдахином на четырех столбах, кресла и подушки, а на старом гобелене на одной из стен изображена была битва из римских времен. Никаких книг, как в комнате Хью, там не было. Хоббей-младший лежал в постели. Он недвижно уставился в потолок, однако когда мы вошли, попытался подняться. Отец остановил его движением руки:
– Не надо. Сорвешь повязки.
Молодой человек посмотрел на меня полными страха глазами. В своей постели он был похож на пойманного испуганного мальчугана, и щетина на щеках делала его лишь еще более жалким.
– Как вы себя чувствуете, Дэвид? – вежливо спросил я.
– Больно, – пожаловался он. – Доктор зашил мою рану.
– Дэвид вел себя мужественно. Он даже ни разу не вскрикнул… так, мой сын? – улыбнулся ему Николас.
Юноша глубоко вздохнул.
– Мастер Шардлейк пришел, чтобы сказать тебе о том, что не станет ничего говорить об обстоятельствах кончины твоей бедной матери, – продолжил хозяин дома.