Камуфлет
Шрифт:
– А ведь ты, друг Ванзаров, обманул меня! – с неподражаемой ноздревской интонацией провозгласил гипнотизер, причем усы его встали торчком. – Но я не сержусь, так и знай! Славный ты человечище! Правда, докторишка?
Аристарх Петрович выразил согласие томным мычанием.
– Андрей Иванович, у меня дело… – начал Ванзаров, но был немедленно схвачен в охапку и препровожден к столу. Сила у Жарко оказалась просто какой-то бурлацкой.
– А вот выпей с нами за науку и прогресс! – с мрачной решимостью потребовал русский мсье и немедленно
Имея солидный опыт подобных коллизий, Родион Георгиевич отнекиваться не стал, а приготовился нести свой крест, лишь потребовал рюмку водки, сославшись на изжогу от вина. Рюмок не нашлось, использовали бокал, все равно доверху.
Обжигающая жидкость растворилась в голодном теле коллежского советника бесследно.
– Вот за это люблю! – крикнул Жарко и полез целоваться в губы.
Тут уж Ванзаров увернулся как мог и только спросил:
– Могу ли знать… – но был нахально оборван.
– Да знаю, что тебе надо! На вот… – и Андрей Иванович протянул смятую бумажку.
Клочок оказался чеком Азовско-Донского банка. Двадцать пять рублей заверены подписью, читаемой без труда. Росчерк показывал натуру решительную, волевую и способную на поступок, как сказала бы графология. Ценность банковского документа трудно переоценить: убийца руку приложил. Но возник простой вопрос: это неоспоримое доказательство того, что Берс, и никто иной, приходил вместе с Морозовым. Выходит, он – гений гипноза? Верится с трудом. Какой же вывод? В логической цепочке изъян. Только где слабое звено?
– Не вспомнили того серба или болгарина, который подавал больфие надежды в гипнозе? – спросил Ванзаров.
– А вот выпей со мной за психологию! – заявил Жарко.
Пришлось подчиниться. Андрей Иванович отер губы и сообщил:
– Фамилия у него, кажется, Петрович… Нет, постой, Иванович… Вот ведь, видел же, а не могу вспомнить!
– Кого видели? – осторожно переспросил коллежский советник, ощутив приятность во всем теле от второго бокала водки.
– Да Петровича этого…
– Могу ли знать, где?
– Утром в «Польской кофейне». Пошел позавтракать, вот в дверях и разминулись. Ну, поначалу не обратил внимания, думаю, просто лицо знакомое, а уж после вспомнил – точно Петрович… Или Иванович?
– Точно он был?
– А вот не скажу, пока третью не изволишь! – глазки Жарко шаловливо сожмурились.
Родион Георгиевич выхватил помятую «живую картину» и ткнул в Мемнона:
– Похож?
Гипнотизер сощурился и вдруг совершенно трезво заявил:
– Да ведь это ж Петрович…
А доктор Звягинцев отчаянно махнул рукой, чуть не свалившись с дивана, и заявил:
– Был, да исчез!
10 августа, половина десятого утра, +16 °C.
Дворцовая площадь
Появился легкий ветерок, еще теплый и милый, поиграл дамскими
Как водится в ранний час, на главной площади империи пусто. Проскачут гвардейцы-кавалергарды, проедет экипаж, пробежит нарочный, и снова над брусчаткой царит тишина.
Но в это утро наметанный глаз приметил бы странную коллизию. На прилегающих к площади улицах неторопливо кружили конные жандармские патрули. Особых событий в столице не намечалось, так что повышенная плотность голубых мундиров вызывала интерес. Впрочем, кто посмеет задавать вопросы! Положено, и все тут. Вот потому и некому спросить, отчего это полкам петербургского гарнизона приказано оставаться в казармах, как и ротам полиции, непременно в этот ничем не примечательный день.
Возможно, ответы знал господин, зябнувший в пролетке, но и он молчаливо озирал расстилавшееся пространство. Вдруг ему привиделось нечто любопытное в дальнем конце площади. Расстегнув пальто, наблюдатель извлек полевой бинокль, пристроил зрительные трубы за спину возницы и прошептал:
– Молодец, тоже терпения не хватило.
Интерес будила фигура в мундире жандармского полковника, неторопливо гулявшая поблизости Певческого моста.
Господин продолжил бы следить за офицером, но к нему поворотился сидевший на козлах:
– Прибыли, господин полковник.
И правда, от конного империала к фигурной решетке дворца гусиными шажками двигалась колонна девчушек, обшитых с одного куска серой мануфактуры. Процессию из двадцати сироток сопровождала дюжина дам в наглухо задраенных платьях откровенно серого фасона. Впереди вышагивал дородный господин, то и дело промокавший лоб.
Колонну встретил караул дворцовой полиции. Возглавляющий ее господин с поклоном что-то доложил, дежурный ротмистр пересчитал наличный состав барышень, сверился со списком и, отдав честь, дозволил следовать во внутренние помещения. Серая толпа змейкой проскользнула в обитель высшей власти.
Господин в пролетке повел биноклем по площади и пробормотал тревожно:
– Где же ты, голубчик… Не опоздал бы…
Словно по команде, из арки Генерального штаба вылетела пролетка, лихим виражом миновала полосатую будку гвардейского караула и под грохот булыжника встала как вкопанная перед дворцом. С подножки торопливо спрыгнул пассажир, облаченный в парадный сюртук, шитый петлицами с серебряными звездочками и золотыми просветами, поверх которых красовались золоченые двуглавые орлы в венках из лавровых ветвей. Неловко придерживая шпагу гражданского образца с серебряным темляком и кистью, он кивнул на ходу ротмистру и торопливо проследовал за ворота.