Камуфлет
Шрифт:
– Что ему понадобилось?
– За-а-ве-е-е-ща-а-ание!
– Хотел лифить опекунского наследства?
– Не-е-ет, кн-кн-князя…
Имея большой опыт успокоения всяческих слез, Родион Георгиевич быстро привел девицу в чувство. И тут выяснились совершенно удивительные обстоятельства.
В одиннадцатом часу утра явился Ленский и заявил, что никуда не уехал и более того, не уезжал. У него были безотлагательные дела, которые закончились полным фиаско. Но подробности сообщить отказался. Был он страшно взволнован, рассержен и крайне торопился. Причину столь внезапного визита объяснил просто: ему требуется завещание Одоленского. Вернее, не само завещание, а та половина листа, которую надо предъявить стряпчему. Князь составил душеприказную странно: все состояние,
– Почему он был уверен, что завефание здесь? – задумчиво, как мог, спросил Ванзаров.
Антонина жалостно всхлипнула:
– Я не знаю, поверьте…
– Может быть, дядя что-то утаил?
– Это на его совести…
– У стряпчего Выгодского искать не пытался?
– Откуда мне знать…
– Куда Ленский мог двинуться теперь?
– Мне кажется, он собирался обыскать нашу дачу…
До Озерков даже на сумасшедшем лихаче ехать не меньше полутора часов. Если Ленский был здесь два часа назад, у него приличная фора. Но не испробовать такой шанс – просто грех.
Родион Георгиевич приказал девушке напиться чаю или водки, уж как получится, запереть дверь, никуда не уходить и открывать лично ему и никому более.
10 августа, ближе к двум, жары не чувствуется.
Дача по Финляндской железной дороге
Никому более не позволено приближаться. Оцепление задерживало любопытных на дальних подступах. Да особо желающих одолеть кордоны жандармов и людей в штатском, за которыми незримо чудились «гороховые пальто», и не наблюдалось. Даже местные городовые топтались поодаль, не желая лезть не в свое дело. И так понятно: революционеров ловят. Видать, филер пронюхал про подпольную типографию или склад оружия, их на дачах за милую душу прятать. Вот охранка и прихлопнет всех разом. Зря, что ли, столько народу нагнали.
Внезапно на дачную дорожку влетела взмыленная лошадь, а за ней скрипящая пролетка. Пассажиров было двое, и выглядели они не к месту странно. Один – в роскошном сюртуке, какой на приемы только надевать, да еще со шпагой между колен, другой в приталенном костюмчике, вышедшем из моды лет десять. Господа равнодушно поглядывали на жандармские чины и штатских, с некоторыми обменивались приветливыми кивками и беспрепятственно приблизились к окруженной даче. Останавливать их никто не решался. Видимо, петлицы коллежского советника внушали некоторое уважение. Все же нашелся жандармский поручик, который схватил под уздцы кобылу и заявил:
– Прошу простить, ваше высокоблагородие, дальше нельзя.
Коллежский советник бодро спрыгнул в траву, чуть не зацепив шпагой порожек, приказал позвать старшего и огляделся. Дачу Берсов от арендных владений семейства Ванзаровых отделяло два сада.
Ротмистр подошел быстро, но выглядел неважно: посеревшее лицо, глаза красные, как от бессонницы:
– Что вам здесь надо? – спросил охрипшим от команд голосом.
– Хочу оказать помофь в поимке злоумышленника, – ответил Ванзаров.
– Справимся без вас.
– Позвольте один вопрос: уверены, что он прячется на даче?
– Без сомнений.
– Готов доказать обратное.
– Что это значит?
Родион Георгиевич предложил отойти в сторонку и, оказавшись в относительном уединении, сказал тихо, но уверенно:
– Мне
Модль уставился на него:
– О чем это вы?
– О камуфлете.
– Не понимаю.
– Согласны выслуфать до конца?
Ротмистр кивнул.
– Хочу заверить, у меня нет к вам чувства личной обиды, – сказал Ванзаров с той искренностью, которую ни с чем не спутаешь. – Вы отменный специалист и, видимо, выполняли приказ. Но от этого преступление легче не становится.
– Какое преступление? – не удержался Модль.
– Убийство семи взрослых и попытка убийства ребенка. Тончайфий обман, сплетенный вокруг них, к делу не прифьефь. Кстати, Менфиков-то понял, что его провели, за секунды до смерти, пытался сказать, но выдавил лифь «нас… убьет». Выговорить «наследник» – жизни не хватило. И Выгодский понял уловку, но тоже поздно, так что уже в собственной крови галочку-птичку рисовал. Указывал на серебряного феникса.
– У меня нет времени на фантазии, – устало сказал ротмистр. – Факты излагайте.
– Извольте. Факт первый: ротмистр Модль приказывает напечатать в типографии Министерства внутренних дел уголовный романчик некоего Антона Чижа. Зачем? Чтобы его победоносно изъять на даче у жены господина Ванзарова и дать возможность Николаю Карловичу Берсу оказывать неоценимые услуги розыску. Факт второй: куски тела от «чурки» были найдены все сразу. Как такое возможно? Только если господин Модль сам это соверфил. То есть как положил, так сразу и нафел при свидетелях. Иначе такой подвиг невозможен. Факт третий: мгновенно разыскали извозчика Растягаева и дворника Феоктистова. А вот главного свидетеля – Пряникова – не нафли. Как такое возможно? Да очень просто. Знали, кто и куда возил ковчежец, раньше меня. А Пряникова не взяли потому, что не знали, где он. Никифор же преспокойно отдыхал в «сибирке» Казанского участка заботами господина Джуранского. Факт пятый: члены «Первой крови» гибнут от редчайфих взрывчаток, каковых и найти невозможно по отдельности, а вместе – тем более. Где же преступник берет их? Есть такое место. Что-то вроде тайного музейчика, в котором охранное отделение складывает экземпляры конфискованной литературы и… разнообразные динамиты. Долго хранить опасно, учет ведется кое-как. Что делать? Использовать для загадочных преступлений. И, наконец, факт последний: против Ванзарова устраивают провокацию – супругу с кухаркой в камеру сажают, детей в приют кидают. Зачем? А чтоб чиновник сыскной полиции наверняка в срок, именно это важно – в срок, сделал розыск мифического обфества, причем старался спасти жену, не обрафал внимания на мелочи и особенно случайности и быстро сыскал «истинного» преступника Берса. За что и получил бы ожидаемую награду. В Ванзарове ведь не офиблись, верно? Все так, содал Ахилл?
Модль одернул мундир, выпрямился и доложил:
– Правды сказать не смогу, да и не к чему это теперь. А запираться глупо. Не держите зла. Для меня было большой честью трудиться с вами. И позвольте руку…
Родион Георгиевич не смог отказаться. Даже враг достоин уважения. Ладонь беспощадного жандарма оказалась ледяной.
Модль пошел, не оборачиваясь, прямиком к домику Берсов. За ним потянулись жандармы и штатские, но он крикнул им оставаться на местах.
Окна дачи плотно закрывали ставни – и не подберешься. Но входная дверь была чуть приоткрыта, словно приглашала войти. Как будто специально звала, приглашала, манила.
Вадим Францевич быстро поднялся по ступенькам веранды.
– Назад! – закричал чиновник полиции.
Модль не пожелал услышать. И дернул на себя дверную ручку.
Оранжевый шар вспыхнул ярче солнца, раздул дачный домик, как грелку, и ослепительно лопнул. Земля вздрогнула. Ударная волна примяла кусты, поломала деревья, повалила Ванзарова с ног, чем и спасла. Бревна, разлетаясь, пронеслись над головой. И лишь тогда обрушился грохот.
Родион Георгиевич вжался щекой в траву. Глаза невольно открылись. Мир предстал перевернутым. По стебельку, лениво перебирая ножками, карабкался рогатый жучок с малахитовым отливом. И необъяснимая, вязкая тишина.