Канал имени Москвы
Шрифт:
— Прошу вас…
Затем она оглянулась. Ещё крепче обняла Фёдора. И всё поняла. Она увидела, что творится вокруг, и поняла всё, что ей говорил Хардов. Почему, для чего он должен уйти. Тут же почувствовала, что у неё как-то болезненно затвердели мышцы лица.
— Нет, — выдохнула она.
— Оборотни сейчас нападут. Но им нужен я, не вы. — Хардов поднёс к губам своё украшение, то, что называл «манком». Поцеловал его, потом быстрым движением снял и повесил Фёдору на шею:
— Он поймёт. Вспомнит.
Глаза Евы расширились:
— Нет, Хардов, не смейте!
— Ева,
— Не-е-е-т…
— У нас нет другого выхода! Смотри, — Хардов указал ей на ближайших оборотней. — А из города бежит ещё целая стая. Счёт на минуты, если не секунды. Пожалуйста, иди.
Она затрясла головой:
— Я не могу так… Прошу. Не так…
— Ева! — В его голосе прозвучала сталь.
— Нет, прошу вас. Я больше не могу! Не могу… прощаться.
Хардов, смягчаясь, подошёл к ней, дотронулся до щеки, проговорил нежно:
— Ева, милая, на тебя вся моя надежда.
— Не-е-ет. — Она всё ещё мелко трясла головой. — Я не выдержу… — И вдруг закричала: — Фёдор, он хочет уходить! Очнись, Фёдор. Он уходит!
— Ева…
Но она не желала слушать. Как-то странно развернув Фёдора, она внезапно шагнула к приближающимся оборотням.
— Вы не хотели больно, да?! — заорала она на них. — А я могу! Я могу очень больно. Фёдор, очнись! Фёдор, услышь моё сердце…
От неожиданности оборотни остановились. Начали топтаться на месте, злобно скалясь. Некоторые заходили кругами, как собаки, чью ярость сдерживает длинная привязь. Потом осторожно всё же двинулись вперёд.
— Не верите?! — кричала Ева. — Хотите больно? Очнись, Фёдор. Услышь… Услышь меня, Фёдор!
— Ева, что ты делаешь? — изумлённо произнёс Хардов. — Он не сможет.
И тут, словно подтверждая его слова, Фёдор с трудом приподнял голову, прохрипел:
— Хардов, не уходи…
И голова его безвольно повисла.
— Ева, это убьёт его. Да и ты тоже… Идите.
— Ну пусть услышит… — Мольба захлебнулась в горле Евы. — Ну как же…
Фёдор снова поднял голову, посмотрел на Хардова тусклым взглядом. И тогда Хардов позволил себе ещё одну прощальную улыбку для них обоих:
— Это не конец. Я знаю, что это так. — Передёрнул затвор, досылая серебряную пулю в патронник, услышал, что Ева начинает рыдать, и понял, что его время закончилось. И всё же он ещё миг смотрел на Еву и на Фёдора, словно любуясь ими, желая их запомнить, а потом указал стволом в направлении шлюза № 6. — Идите, и тогда мы ничего не потеряем. Идите!
Раз-Два-Сникерс вбежала в церковь, не оглядываясь, и устремилась к лестнице. Труп подстреленного оборотня преграждал путь наверх, о другой она споткнулась и чуть не упала, ей с трудом удалось сохранить равновесие. «Тут бойня, — мелькнуло у неё в голове, — и эту бойню учинили мы».
Винтовой подъём показался ей бесконечным, хотя она преодолела его в два присеста, буквально впрыгнула в звонницу и тут же перекинула за собой люк. Закрывая эту деревянную дверь, Хардов попросил у неё
«Держи себя в руках», — сказала она себе. Туман выполз на деревянную поверхность люка, но дальше двинуться не сумел. В нём мелькнуло что-то, похожее на скользкое тело червя или тошнотворно-чёрное щупальце, и тут же убралось обратно в отверстие.
— Значит, ты всё-таки не можешь выше? — произнесла она каким-то пустым, механическим голосом, обращаясь то ли к Шатуну, то ли ко мгле. Неожиданно остро почувствовала, что это теперь одно и то же.
«Мгла приходит, чтобы получить нас, — мелькнула отчаянная мысль. — И Шатуна она уже получила. Так или иначе, получит всех».
Раз-Два-Сникерс тряхнула головой. Сделала пару глубоких вдохов. Если потребуется, она сделает больше. Сначала эти видения, потом дурацкие мысли… туман действительно не преминёт воспользоваться нашими уязвимыми местами, но она не позволит копаться в своей голове. Она всё-таки гид, чего бы там ни говорил Хардов. И если потребуется, она готова сделать целую дыхательную гимнастику. Если потребуется.
— Не надо играть со мной, — сказала она ровно. И тут же поняла, что по крайней мере на какое-то время находится в безопасности, поняла, чем была эта попытка манипулировать её психикой.
— Ну что, это всё, на что ты способен? — усмехнулась она презрительно. — Всё, что можешь предложить?!
Хардов…
Раз-Два-Сникерс ещё некоторое время пристально наблюдала за отверстием. Туман над ним бездвижно застыл и вроде бы даже потерял яркость. Она осторожно отошла к проёму звонницы, чтобы выглянуть наружу.
Шатун был там.
Вся площадь перед церковью оказалась затянутой плотным неспокойным туманом. И Шатун, покачиваясь, возвышался над ним, почти вровень со звонницей, как тёмный болезненно-трухлявый гриб. Однако дорога к тракту была сейчас чистой. Ей удалось дать им необходимую передышку. Она видела, как они уходят, тащат Фёдора, по-прежнему обхватив его с двух сторон. Даже пытаются бежать вниз по склону, но медленно, недопустимо медленно…
Шатун смотрел на неё. Его глаза, в которых завихрялись дымы, ухватив, перетянули её, и Раз-Два-Сникерс потребовалось усилие, чтобы отстраниться. Возможно, Хардов прав, возможно, это уже не совсем Шатун, но глаза были живые. Что она в них увидела? Что, кроме настороженности? Был ли короткий миг сожаления, или даже…
— Шатун, — хрипло позвала она. — Ещё не поздно остановиться.
Шатун покачнулся, его взгляд стал пустым. А потом в этих дымах словно разверзлись два бездонных провала. И она услышала холодное, злобное и непререкаемое повеление: «Брось мне ракетницу!»