Канал имени Москвы
Шрифт:
Лицо Паромщика сделалось непроницаемым, лишь сумрак плыл сквозь него.
— Ответь! — потребовал Фёдор.
— Монета-королева, — отозвался Паромщик, в голосе полыхнул жар.
— Верно, — согласился Фёдор. — Поэтому повторяю свой вопрос: ты перевёз его на другую сторону?
— Никому не дано нарушать равновесия. — Теперь голос прозвучал, как далёкое эхо. — Есть законы, через которые не переступить.
— Не рассказывай мне об этом, Харон! — гневно оборвал его Фёдор. — Я дважды вернувшийся воин! И некоторые
Харон молчал. Затем бесцветна произнёс:
— Грозя мне, ты грозишь себе.
— Верно. Поэтому не грожу. Предлагаю коммерцию.
— Нет, пока не перевёз на другую сторону, — быстро сказал Харон. — Это ответ на твой вопрос. Но он уже сидит на берегу, ожидает переправы в сумраке, откуда не возвращаются.
— Значит, не перевёз? — кивнул Фёдор. — Тогда всё, что ты сказал, не имеет значения. Знаешь почему? Это, — Фёдор покачал ладонью с монетой, — перевесит.
Взгляд Харона не смог скрыть жадного нетерпения и снова алчно блеснул.
— Монета-королева, — задумчиво протянул он. И тут же поднял руку, в которой держал весло, и предостерегающе ткнул ею в своего собеседника. — Эта встреча не первая. Но представь, какой будет последняя.
— Я готов попробовать, — сказал Фёдор.
— Готов потерять больше, чем получить? — Глаза Харона исполнились тьмой, раскрылись, как два завихряющихся бездонных туннеля, где стыло лишь завершение, конец всяких обещаний и всяких надежд. Но Фёдор выдержал взгляд.
— Да, — заверил он. — И это ответ на твой вопрос.
Харон трескуче расхохотался, тяжёлая тьма неба ответила ему далёким громом.
— Что ж, молодой гид, — повторил он своё обращение. — Слишком много жара в твоём сердце. Слишком требовательно и очень многое готово погубить. Её дар оказался слишком велик для тебя, той, кто была вторым скремлином. Не мешает подрасти.
Харон замолчал. Его взгляд опять притянула к себе монета. Фёдор сомкнул кулак, но её свечение не иссякло, пробивалось сквозь его пальцы.
— Может, ещё и подрастёшь, — неопределённо заключил Паромщик.
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, — сказал Фёдор.
Паромщик выжидающе кивнул. Но так и не смог оторвать взгляда от монеты.
— Дважды вернувшийся, говоришь? — наконец промолвил он. — Это да. Но ничто не повторяется дважды. Как вышло у тебя, больше не получится.
— Не темни, — попросил Фёдор.
Паромщик повёл рукою, в которой сжимал весло, указывая на разрушенный манок Хардова:
— Он ещё не стал тенью, но и тем, кем был, тоже больше не является.
— Не темни, Харон! — теперь повелительно повторил Фёдор. — Иначе я отправлюсь с тобой и сам заберу его. Желаешь проверить?!
Далёкий раскат грома повторился, и фигура Паромщика словно бы уменьшилась. Фёдор опустил руку с монетой, Паромщик сморгнул.
— Подожди, — наконец произнёс он, темно озираясь. — Это не те рубежи, которые стоит переступать.
Фёдор шагнул к неподвижной воде, заставив себя не видеть бледных теней, что скользили под днищем лодки.
— Харон, — произнёс он, чувствуя, как могильный холод тут же стал пробираться в него. — Если я взойду на твою лодку, то коммерция закончится.
— Говорю же, подожди, — остановил его Харон; в глазах стоял алчный блеск. — Гляжу, и впрямь готов зайти слишком далеко… Есть другой выход.
Фёдор встал у края воды.
— Есть выход. — Тяжёлый взгляд Харона масляно блеснул. — Он ещё не стал тенью, но торопись. Иначе ты пожалеешь, что он не мёртв.
— Харон…
— Это правда! — выкрикнул Паромщик. — Ты знаешь, что это так.
Фёдор помолчал, наблюдая, с каким алчным огоньком собеседник буравит его сомкнутую в кулак ладонь. И вдруг всё понял:
— Он… Каким он вернётся?
— А вот это зависит от тебя. — Слова Харона были серьёзны, но мрачные глаза блеснули насмешкой. — От того, что с тобой произойдёт в месте, где кончаются иллюзии. Поэтому торопись. Если, конечно, согласен.
— А… она? — тихо спросил Фёдор.
— Та, чей дар слишком велик для тебя? — Сейчас Харон усмехнулся в голос. — Всё теперь связано. И я не знаю, как повернётся… Может, нарожает тебе детей, и мне будет кого в своё время перевезти на другой берег, а может… — Харон нетерпеливо повысил голос. — Ну что, готов совершить сделку? Согласен?!
Фёдор раскрыл ладонь. Посмотрел на монету. Подумал о Еве. Он может её потерять… Подумал о Хардове. Монета светилась тихим печальным светом.
— Я согласен, — сказал Фёдор.
Вздох, похожий на стон, слетел с губ Харона.
— Сделано, — глухо отозвался он. — Монету.
Фёдор, словно не понимая, медлил.
— Сделка состоялась, — зычно провозгласил Харон. Каким-то непостижимым образом серебряная монета оказалась у него в руке, и морщинистые старческие пальцы тут же с жадностью сомкнулись вокруг неё.
А Фёдор ощутил тяжесть манка в своей ладони. Манок больше не был разрушен, его половинки соединились, он стал целым и сиял тем же серебром, что и монета-королева, принесенная за него в уплату. Фёдор смотрел на ту величайшую драгоценность, что сейчас обрёл, а затем бережно прижал её к груди.
— Поэтому я и назвал тебя «молодым гидом».
Харон снова позволил себе усмешку, но Фёдору было всё равно. Прижимая к груди манок Хардова, он прошептал в этом тёмном безнадёжном месте: «Ева, я найду тебя…»
Когда он поднял голову, Паромщик уже уплывал. Что-то в нём неуловимо переменилось; наверное, он ещё не стал похож на злобного старикашку, но теперь его вполне можно было спутать с обычным лодочником, решившим прогуляться по тёмной воде. И прощанием с этим местом где-то вдали прозвучал голос: