Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе
Шрифт:
Сказ о создании новой партии и наведении нового моста
Утром 27 февраля Квачи поудобней устроился в кресле и взялся за телефон.
Двое суток не отрывался он от этого кресла и телефона. Его сподвижники наблюдали крушение мира то из подворотни, то из окна, то высовывали нос на улицу, а порой осторожно добегали до перекрестка, расспрашивали прохожих, принюхивались и сообщали новости своему вожаку.
Чипунтирадзе рвал на себе волосы:
— Погибли!.. Спасайтесь!..
Бесо со спокойной улыбкой
— Не горячись, Чипи! Все идет нормально.
Джалил не отходил от окна и изредка оповещал:
— Силина минога салдат ходит. Увисе смеются. Я так думил — у падишах сависем пилехо дела.
— Ва-а, кончится когда-нибудь эта заваруха?! — злился Седрак.— Я так перетрусил, что никакая знахарка не отмолит!
На третий день Бесо обежал рысью полгорода, вернулся и доложил:
— Все кончилось.
Квачи поделился с дружками тщательно обмозгованным планом. Затем встал и повел за собой вооруженную до зубов дружину.
— Итак, мы начинаем!..
Впереди с огромным и странным знаменем в руках шагал Джалил. За ним твердо печатали шаг его товарищи.
— Граждане, присоединяйтесь! Следуйте за нами! Исполните свой долг! Долой рабство и тиранию!
Среди примкнувших к отряду Квачи приметил того самого агента, который дней пять назад арестовал его. Они пожали друг другу руки, как лучшие друзья. Агент громче других выкрикивал лозунги.
Через час к Таврическому дворцу подошла толпа в две тысячи человек. Им преградила дорогу охрана, но товарищи гаркнули, загремели оружием, защелкали затворами, помянули волю революционного народа и грозно вступили в Белый зал.
Квачи с товарищами заняли в Таврическом дворце пять больших комнат, ткнув пальцы в чернила, намалевали: "Общество защиты Революции. Прием членов и пожертвований". На дверях большого кабинета появилась надпись "Председатель совета", над столом Шикия — "Отдел мандатов", а в разных местах на стенах аршинными буквами: "Центральный Комитет партии Независимых Социалистов".
Седрак сел за кассу, Чипунтирадзе взял на себя зондаж общественного мнения, Чикинджиладзе записывал в партию новых членов, Габо Чхубишвили предпочел должность заведующего складом, что же до Джалила, то он, увешанный оружием, встал у кабинета Квачи.
Работа закипела; едва успевали выписывать мандаты и принимать пожертвования.
Недоступные для большинства смертных двери различных министерств для Квачи всегда открыты; он без спроса вваливается к тузам Временного правительства, усаживается в кресло, закидывает ногу за ногу и небрежно, через губу вещает:
— Общество защиты и поддержки Революции, а также партия независимых социалистов, к слову сказать, насчитывающая до двух миллионов членов, день и ночь не смыкает глаз на страже народного счастья. Но нам не хватает одежды, продуктов питания и денег. Партия настоятельно требует, гражданин министр, чтобы вы...— с этими словами он кладет на стол докладную и так внушительно растягивает свое "требует", так смотрит на министра огненными глазами народного трибуна, что власть имущий, не читая пишет поверх доклада; "Выдать!"
И товариществу Квачи изо дня в день воздается, доход их плодится и множится. Партия набрала силу, ее численность выросла "до пяти миллионов", в канцелярии
Постепенно партия Квачи так оперилась и расправила крылья, что ее правое крыло распростерлось до Архангельска, левое — до Тбилиси, клюв уперся в Вислу, а хвост трепыхался у Владивостока. Со всех концов страны потекли ручейки взносов и пожертвований, слившиеся в могучие реки; реки сошлись в Петербурге и столь бурным потоком хлынули в кассу Квачи, что чуть не снесли его вместе с соратниками.
Во время этих событий объявился жандарм Павлов. Оказалось, что он угодил в ту самую камеру, где Квачи провел жуткую и незабываемую ночь. От цего удалось узнать кое-что новое об Одельсонах. В частности, выяснилось, что Квачи выдали вовсе не супруги, а банкир по фамилии Ганус, которого Квачи обогатил туркестанской концессией.
— Этот старик числился немецким агентом в Петербурге,— сказал Павлов.— И в то же время был нашим агентом: частенько ездил в Стокгольм, передавал неприятелю ложные сведения. Одельсонов тоже выдал Ганус. А уж ваше имя из супругов вытянули мы. Но в этом нет большой вины: я сломал бы их даже будь они из железа...
В те же дни старая лиса Гинц влез в кабинет Квачи и залебезил:
— Кто старое помянет, тому глаз вон. Помиримся, князь!
— Помиримся! — с улыбкой согласился Квачи.— Садитесь, мой старый друг, и скажите, что привело вас? Ведь без повода вы бы обо мне не вспомнили.
— Конечно, конечно! Бедняга Гинц бегает только по делам. Ты сам знаешь, какой ты теперь большой человек. Очень большой!
— Да неужели?
— Как будто он не знает?! Больше, чем в прежние времена, будь оно проклято все прошлое и старое!.. Есть одно дельце. Хотя, погоди, сперва кое-что покажу,— и он положил на стол еженедельный иллюстрированный журнал.
Во всю обложку красовался портрет Квачи с надписью: "Верный страж и защитник Революции Н. А. Квачантирадзе"! Там же на двух листах была напечатана его биография.
Квачи просмотрел очерк и усмехнулся. Во-первых, в нем не было ни слова ни о княжеском происхождении, ни о камер-юнкерстве, ни о Григории Распутине и прочих "заслугах", могущих сегодня повредить ему. Во-вторых, приоткрывалось "революционное прошлое" Квачи, по причине которого он вынужден был "бежать за границу". В-третьих, отмечалось, что вернувшись из-за границы Квачи немедля приступил к подпольной деятельности — основал социалистическую партию, вследствие чего был приговорен к повешенью; но "кавказский лев" пробил казематы Петропавловской крепости, вырвался на свободу и в решающий час пришел на помощь Революции.
— Очерк неплох,— заметил Квачи.— Чей это журнал?
— Мой. Но отныне станет нашим. Ты дашь мне свое имя и имя своей организации, я же...
— А ты дашь мне половину дохода. Так?
— Ты меня понял. Договорились. Отныне на журнале будет написано: "Орган Независимой Социалистической партии и Общества защиты Революции".
Дня не проходило без того, чтобы к Квачи не являлся кто-нибудь из бывших — министры, иерархи, вельможи: они кланялись в пояс и просили помощи и покровительства.