Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов
Шрифт:
– Мне немного, я…
– Да всем немного, чего тут.
– Хорош, хорош!
– Любка и то больше пьет.
Какая вонючая! Суп-то какой противный!
– Ну как?
– Отличная, крепкая – хорошо!
– А как супец?
– Замечательный – наваристый!
Конечно, тут же еще по одной.
– Луком, луком закусывай!
Пошел ты!
– Спасибо, я лук как-то не очень.
Леня Коромыслов после четвертой стопки рассказал три анекдота на тему возвращения мужа из командировки. В первом анекдоте любовник спрятался под кроватью, во
– Спасибо, мне пора.
– Куда пора? Давай еще!
– Нет, не могу – опаздываю.
– Тогда на посошок!
Посошок был отвратительнее всего предыдущего, и я уже собрался компенсировать его затяжным поцелуем масляных губ жены Любы, но Леня стал рассказывать четвертый анекдот про возвращение мужа из командировки, и мне подумалось, что рисковать не стоит.
До прибытия электрички оставалось пятнадцать минут, я спокойно успел завернуть в лесопосадку и, глубоко сунув два пальца в рот, бурно расстаться с обильным угощением семьи Коромысловых. Потом я пожевал березовые листики, высасывая из них хлорофилл, и по утоптанной тропинке выбрался на платформу, где никогда не унывающие подростки играли в интересную игру «кто кого быстрее столкнет под поезд», гражданин со скорбящим лицом высматривал в чужих губах тлеющие папиросы, а садоводы обсуждали виды на урожай.
***
Я сидел в легкой дремоте и считал стуки колес, на сто двадцать четвертом стуке у меня появилось желание посмотреть налево: женщина в очках с толстыми линзами вязала носок, старичок внимательно следил за мельканием спиц, компания играла в карты, шумно выигрывая и шумно проигрывая, безучастная овцеокая девушка, мужчина с очень массивным обручальным кольцом, читающий газету «Вечерний Магадан», мальчик, мотающий ногами, его бабушка с конфеткой наготове, еще мужчина, еще женщина, плохо видно. Ну и так что ж?
– А я на этот месяц купила проездной.
– Да что вы говорите?!
– Да, очень удобно. Конечно, для тех, кто ездит непостоянно, это экономически не выгодно, а кто постоянно – очень даже выгодно.
– А если потеряете?
– Ну что вы, как можно! Ой! Кажется, подъезжаем!
Все дружно занервничали, задвигались и, плотно забивая проход между сидениями, засеменили к тамбуру. Я втиснулся за овцеокой девушкой. Свежая «химка» лезла мне в глаза и нос – неплохо бы ее побрить наголо, а заодно и раздеть соответственно, хотя… Электричка затормозила, я слегка врезался в овцеокую, и мне показалось, что ее ягодицы дрябловаты – надо бы спортом заняться, побегать, попрыгать, поприседать, а вот духи резковаты. Проклятие! Как больно-то ящиком в ногу врезали!
– Нечаянно!
– Что же вы такой резкий – в огороде гусениц много развелось?
– Нечаянно!
Значит, колорадский жук довел до нервного истощения.
Я выпрыгнул из вагона вслед за овцеокой и пошел за ней. Мы зашли в здание вокзала, купили две открытки, засмотрелись на бравых, немного выпимших офицеров средств ПВО, дали мелочь нищенке, ненадолго зашли в туалет и, вытирая носовым платочком руки, вышли к сгрудившимся троллейбусам.
– Привет! Ты как здесь? А я смотрю, ты не ты, а потом вижу, что ты. Как живешь-то, все нормально?
– Я не знаю… То есть я что-то не помню, так лицо вроде бы знакомое, а…
– Нам какой троллейбус?
– Шестой.
– Как шестой? Но ничего, я тебя провожу – ты же знаешь, что это мне почти по пути.
Как бы мою овцеокую от перенапряжения не хватил апоплексический удар.
– Но мне кажется, вы все-таки обознались.
– Ну, это вряд ли! Тебя ведь как зовут?
– Вероника. Елистратова Вероника.
– Все правильно – Вероника Елистратова. Не помнишь, что ли, как все время у меня алгебру списывала?
– Я никогда ничего ни у кого не списывала.
– Хорошо-хорошо – это я у тебя списывал.
Водитель шестого троллейбуса устало сказал, что поедет только до центрального рынка. Я вопросительно взглянул на Веронику, она утвердительно кивнула, и ее локоток уперся в мою вежливую ладошку.
– А я Виктор.
Зачем мне все это?
– Так ты просто со мной знакомился?
– Ну что ты – совсем непросто.
– Но я не знакомлюсь на улице.
– А я, думаешь, знакомлюсь.
– Но все же как-то это все не так.
Я пожал плечами и замолчал, на центральном рынке мы вышли, и я проводил Веронику до дома, около которого Вероника сказала мне «до свидания» и назвала номер квартиры – тридцать девять, общей площадью сорок пять, полезной двадцать семь, маленькой кухней, но большой ванной комнатой и вот-вот поставят телефон.
Я присел на скамейку и удивленно поговорил с собой: какого черта?! что дальше?! впрочем… ни к чему не… и т. д.
***
Дома я умылся, поел и лег на диван посмотреть какие-нибудь умеренно эротические дневные сны.
Мой дверной звонок безостановочно выдавал хриплую трель, быстро приближаясь к шепоту.
Голубоглазый мальчуган с удовольствием давил хоккейной клюшкой в нежную кнопочку моего звонка.
– Уже зима наступила?
– Нет, мне папа сегодня клюшку купил, потому что мама сказала, что он жалкий придурок, мерзкий ублюдок и вонючий козел, который обманывает детей и не приносит к Новому Году обещанные подарки.
– Хорошая клюшка.
– А где Сережа?
– Вы ошиблись, Сережа здесь не проживает.
– Я один. А где живет Сережа?
– Откуда же я знаю. На четвертом этаже, кажется, живет паренек твоего возраста – поспрашивай там.
– А это какой?
– Третий, четвертый – следующий, умеешь считать до четырех?
– Я до ста умею!
Обиделся летний хоккеист. Надо сходить к Георгию Григорьевичу отчитаться.
***
Георгий Григорьевич предложил мне теплого пива и соленых орешков.