Канцлер
Шрифт:
Но я не собирался.
– Артиллерия? – переспросил Оболенский. – Боюсь, я не…
Последние его слова потонули в грохоте. Далеко за северным рукавом Дуная – со стороны позиций французов – заговорили крупнокалиберные гаубицы. И через несколько мгновений земля под ногами задрожала, и ночь полыхнула огнем. Несколько снарядов шлепнулись в воду, а один даже угодил на этот берег – метрах в пятидесяти отсюда, как раз посередине между нами и мостом. Я даже успел испугаться, что артиллеристы облажались с расчетами и вот-вот накроют своих на острове – но уже следующий залп оказался куда удачнее: у домов на той стороне
– Точно по расписанию. – Я поправил рукав, пряча часы. – Что ж – за дело, господа!
Шума можно было уже не бояться, но попасть под прожектор я не хотел – поэтому выбирался из подвала осторожно и неторопливо. И только махнув через остатки стены ускорил свое тело магией – и в считанные мгновение пролетел через полоску асфальта, отделявшую разрушенный дом от деревьев на берегу. Одаренные почти не отстали от меня, но остальным пришлось повозиться чуть дольше.
К счастью, немцам явно было не до нас: они тут же развернули все фонари туда, откуда гремели пушки. У кого-то не выдержали нервы, и со стороны старого каменного моста примерно в полукилометре от нас раздался треск пулемета. Мы уже пытались прорваться там пару дней назад, и теперь единственную широкую дорогу на тот берег охраняли особенно тщательно. Впрочем, как и раньше – она вела в самую старую часть города к собору и ратуше, в которой наверняка и расположился местный штаб.
Но зато здесь пока было куда спокойнее – несмотря на грохот взрывов на том берегу: дозорные на той стороне Дуная поморгали в нашу сторону фонариками – и тут же убрались подальше от берега, чтобы не угодить под обстрел. Только здоровенное пятно света лениво скользило по воде туда-сюда. Прожектор расположился на чердаке старого трехэтажного дома почти прямо напротив нас. Метрах в ста пятидесяти от моего укрытия – при желании я мог бы разбить его парой выстрелов или снести магией, обрушив крышу целиком – но не стал рисковать.
Лишнее внимание сейчас ни к чему.
– Тихо, – скомандовал я, когда огромное пылающее око снова нацелилось в нашу сторону. – Замрите!
Похоже, дозорный все-таки заметил какое-то движение – не случайно шпарил нас светом чуть ли не полминуты. Но разглядеть с такого расстояния застывшие среди деревьев крохотные человеческие фигурки смог бы разве что Одаренный или опытный снайпер – и вскоре прожектор отвернулся в сторону мостов – видимо, атаки с той стороны немцы опасались куда больше.
– За мной. – Я осторожно поднялся за ноги и зашагал вниз к реке. – Ну же, идем.
Через несколько мгновений мы уже стояли у самой кромки воды, среди изувеченных взрывами лодок и обломков сарая. В этом месте Дунай основательно сужался – так, что я мог без особого труда разглядеть одинокий силуэт часового на другом берегу.
Но и эти метры нам еще предстояло одолеть.
– От этих уже никакого толку… разве что плот построить. – Оболенский легонько пнул валявшуюся на земле доску. – Думаете перебраться вплавь?
– Не хочу намочить патроны. – Я покачал головой. – И слишком долго.
– Охотно верю… Но тогда – как?
– Увидите. Мне не помешает ваша помощь. – Я опустился на корточки и коснулся воды кончиками пальцев. – А впрочем… Сам справлюсь.
Дар покорно слушался и работал мощно и ровно – так, будто Источник был не в
И от моей ладони во все стороны побежали ледяные узоры.
Глава 30
– Быстрее, черт бы вас побрал, мсье! – проворчал я, хлопнув по плечу последнего из егерей, шагнувшего на берег. – И не высовывайтесь!
Мы переправились – за считанные мгновения, без лишнего шума – и будто бы даже незаметно. Но мне еще предстояло подчистить следы. К счастью, это оказалось куда проще – я просто перестал связывать Даром воды Дуная, и там, где только что был крепкий мост в десяток шагов шириной, снова заплескались волны. Льдины на глазах раскалывались и уплывали вниз по течению – так проворно, что через минуту от переправы остались одни воспоминания.
Вздумай солдаты на чердаке развернуть прожектор в нашу сторону – непременно заметили бы пять десятков человек, вжавшихся во влажную землю прямо под серой линией набережной. Деревьев на этой стороне Дуная было куда меньше, и они еще не успели обзавестись полноценной весенней листвой.
Впрочем, у немцев и так хватало работы: судя по шуму наверху, они явно готовились оборонять мост. И не ближайший, а следующий, каменный. Прожектор лупил именно туда, и прямо над моей головой раздалось сердитое ворчание моторов – грузовики ползли по дороге, спеша подвезти подкрепление. Французская артиллерия перенесла огонь чуть дальше, и теперь снаряды рвались на берегу реки примерно в километре на восток. Нам все еще давали время двигаться скрытно.
И не стоило тратить его на валяние в грязи.
– Выдвигаемся! – скомандовал я, поднимаясь с земли на колено. – За мной – и поглядывайте по сторонам.
Даже с царящим вокруг шумом лезть на набережную прям под прожектор я все-таки не рискнул – прополз на корточках вдоль берега метров пятьдесят и еще столько же прошагал уже в полный рост, обходя единственный работающий фонарь. И только потом махнул через каменное ограждение и через мгновение уже вжимался лопатками в стену ближайшего дома. Одаренные и эльзасские егеря один за одним пробирались ко мне, пролетая узкую полоску асфальта едва заметными тенями. И пока никто не спешил поднять тревогу, развернуть прожектор или начать палить из всех стволов – только дома смотрели на нас пустыми глазницами окон. Неодобрительно и сурово – но все-таки без особой злобы. Уставший от двухнедельной осады Регенсбург явно не имел ничего против того, чтобы принять новых хозяев.
Или ему вообще не было никакого дела до кучки вооруженных муравьев, ползущих по его улицам в сторону собора.
Я не зря три дня подряд лазил по той стороне Дуная с биноклем, зарываясь в грязь и обломки кирпича по самые уши – лучшего места для переправы было попросту не найти: чуть выше по течению дома уже не подбирались к реке вплотную, и нам пришлось бы шагать по открытой местности – чуть ли не через поля. А в сторону уцелевших мостов немцы охраняли берег так, что на каждый метр приходилось по паре осатаневших от вечной пальбы солдат – не считая пушек и пулеметов.