Канцлер
Шрифт:
– Я слышала, он не забывает и о фехтовании, - с улыбкой заметила девушка
– О, для него это не более, чем развлечение, - горестно отозвался пожилой учитель.
– Вот посмотрите...
Он подвёл её к дверце небольшого чулана и распахнул её. Внутри оказалась внушительных размеров гора металлических предметов, без всякой системы сваленная на пол. Там были кубки, маленькие декоративные шпажки, сабли и прочее в том же духе.
– Это все его награды, - пояснил Фердинанд.
– Люди оформляют трофеями целые залы, а он изволите ли видеть - сваливает в кладовку. Посещает все крупные турниры, всегда инкогнито, как будто драться на рапирах недостойно дворянина!
– старик возмущённо раздувал ноздри.
– Раньше магические личины накладывал, но всё равно его иногда узнавали - маги тоже бывают на турнирах. Так, верите ли - в таких случаях он непременно нарочно спотыкался, а то и падал, чтобы не проходить
– А вы знали покойного барона?
– Да, немного. Пока мальчик ещё учился в корпусе. Он был лучшим моим учеником, - морщины на лице старика разгладились, а голос потеплел.
– Барон фон Штосс мечтал, что сын, как и он, сделает военную карьеру. И знаете, что этот сорванец заявил отцу, закончив обучение? Что если ему потребуется кого-нибудь убить, он найдёт более эффективный и безопасный способ, чем тыкать в него железякой.
Камилле пришлось прикусить губу, чтобы скрыть улыбку.
– Зачем же он продолжает этим заниматься?
– Говорит, помогает приводить мысли в порядок.
Фердинанд довольно долго ещё водил гостью по дому, показывая великолепные бальную и музыкальную залы, богатую библиотеку.. Но самое глубокое впечатление на Камиллу произвела оранжерея, занимавшая огромную площадь и соединённая с домом крытым переходом, разбитым на отсеки. В каждом последующем воздух становился более тёплым и влажным, а растения, расставленные вдоль стен, относились к всё более низким широтам. В самой оранжерее условия были максимально приближены к естественным. Камилла с провожатым шли по узкой тропинке, проложенной в этом буйстве растительности, с дерева на дерево порхали яркие южные птицы, слышались воинственные крики обезьян, меланхолично жевал листья ленивец.
– Это просто потрясающе!
– Не правда ли?
– с готовностью отозвался старик.
– И, кстати говоря, до некоторой степени всем этим мы обязаны вам.
– В прошлом году, - продолжил он рассказ в ответ на её вопросительный взгляд, - Ламберт сообщил Рогнару, что к лету ему понадобятся розовые лотосы. Рогнар, разумеется, ответил, что в нашем климате вырастить их не стоит и пытаться и предложил заменить кувшинками, которые, по его мнению, ничуть не хуже. Но мальчик сказал: «Нет, ей нравятся лотосы, значит, должны быть именно лотосы». Несколько дней просидел за чертежами. А к весне уже подвели воду к стеклянному куполу и вот результат.
Старик отодвинул в сторону груду лиан, и Камилла увидела пруд с чёрной водой. Закат ещё только начинал разгораться, и нежные лепестки едва показались из жёстких тёмно-зелёных бутонов. Она заворожённо наблюдала за этим восхитительным действом, а Фердинанд тихо добавил:
– Ламберт любит приходить сюда. Сидит и смотрит, до самой темноты.
Когда они вернулись в дом, к ним снова присоединился Канцлер.
– Ты ещё не устала?
– осведомился он.
– Тогда идём в башню.
Если его называли драконом, то башня по праву могла называться его сокровищницей. И дело было не только в россыпях драгоценных кристаллов самых разных форм, размеров и расцветок. Здесь складировались, а нередко и испытывались, модели, механизмы, химические соединения, сплавы и суспензии. Часть идей, положенных в основу этих свершений, была наследием некромантов, часть - его развитием, а часть принадлежала самому Канцлеру. Впрочем, была здесь и обычная магическая сфера, незадолго перед ужином оторвавшая их от демонстрации опытных образцов его последних работ. Ламберт принял вызов и перед ними возник полупрозрачный расплывчатый (Камилла вспомнила, что в этой местности магическое поле было нестабильно) образ молодого ещё человека, высокого и стройного. Человек был смугл, черноволос и черноглаз, а также одет в богато расшитый серебром халат, так что Камилле не составило труда узнать в нём соотечественника.
– Здравствуй, Салем, - приветствовал его Канцлер.
– Позволь представить тебе мою гостью - леди Камилла.
Молодой человек вежливо поклонился ей на сивфский манер.
– Рад знакомству.
– Салем аспирант академии магии, пишет работу по теории заклинания стихий, а я его научный руководитель, - пояснил хозяин дома, обернувшись к Камилле.
– Ты подготовил следующий раздел?
– Да, - с некоторой неуверенностью ответил молодой маг.
– Но, может быть, нам стоит отложить на какое-то время... Как ты себя чувствуешь?
Ламберт передёрнул плечами.
– Твою писанину я как-нибудь переживу. Кстати, можешь заехать завтра к обеду. Привезёшь бумаги, а заодно развлечёшь эту красавицу во время моего отсутствия.
Салем снова отвесил Камилле учтивый поклон.
– Это честь для меня. В таком случае - до завтра.
После ужина Камилла попросила Марту проводить её на кухню и вернулась через полчаса с глиняной чашкой, в которой плескалась желтоватая тягучая жидкость.
– Что это?
– спросил Канцлер, подозрительно потянув носом.
– Это называется «майоноль». Смягчает боль в горле. Меня один оперный певец научил.
– Вероятно, - усмехнулся Канцлер, - тот, который тебе серенады пел.
– Тем не менее, средство хорошее, - отрезала Камилла, чтобы скрыть лёгкое смущение.
Пациент Вартека перестал ломаться и выпил всё до дна.
– Только в ближайшие пару часов постарайся поменьше разговаривать, - предупредила девушка, присаживаясь на роскошную медвежью шкуру перед камином.
– Тогда сама расскажи мне что-нибудь, - ответил он и прилёг рядом, положив голову к ней на колени.
– Или спой. Мне нравится, как ты поёшь.
– Когда это ты слышал, как я пою?
– В горном храме, когда наскальное творчество перерисовывала, я всегда приходил послушать.
– Но я никогда тебя не видела. Я думала, ты был в лагере.
– Это потому, что я прятался, - логично пояснил он и закрыл глаза.
Немного подумав, Камилла затянула балладу из репертуара северных варваров. Баллада была длинная, положенная на красивую, но не очень сложную мелодию, так что исполнять её можно было долго и без особого напряжения. В витиеватых выражениях поэт повествовал о древних временах, когда люди, уставшие от раздоров и смут, обратились к богам с просьбой дать им правителя, способного прекратить войны, защитить слабых, направить сильных и вообще обеспечить народу приятную безбедную жизнь. Боги только рассмеялись в ответ, сказав, что такого правителя люди не заслуживают. Только Сумеречный Бог (которому, кстати говоря, и был посвящён горный храм), покровитель любви и по совместительству смерти, сжалился над несчастными и решил идеального правителя вылепить своими руками. Взял побольше материала, из которого получаются ауры, и стал отбрасывать ненужное. Для начала он решил, что править людьми должна прекрасная и добрая женщина, подчиняться которой подданные будут из любви, а не из страха смерти. Подобрав подходящих родителей, Сумеречный бог воплотил обработанную им ауру в их дочь, и девочка в самом деле росла доброй и нежной, с детства умея обращать к себе самые чёрствые сердца. Однако та часть ауры, которую Бог отсёк от своего куска и бросил за ненадобностью, тоже обрела воплощение. Но поскольку не осталось в ней ничего от любви, получился из неё сын царя серых фэйри, расы, как известно, любви не знающей, как и не знающей естественной смерти от старости или болезни. Ещё детьми две разорванные половинки ауры встретились и росли вместе, точно близнецы. Но подумалось тут Сумеречному Богу, что потребуется его подопечной не только красота и обаяние, но знания и умения, как народом управлять. Через царство мёртвых провёл он её в другой мир, сплошь наполненный учёными и мудрецами, чтоб набралась девушка уму-разуму. И она набралась. Дети же людей, просивших богов о справедливом правителе, решили, что и сами прекрасно справятся, в частности, развязали войну с фейри. Опечалился, увидев это Сумеречный Бог, но поскольку уже вошёл во вкус роли демиурга, создал на пробу свой мир, Сваргу, а потом и вовсе удалился, решил собственную вселенную создать. Молодая же принцесса, вернувшись на родину, и обнаружив, что там ей не рады, заявила, что такие подданные ей даром не нужны, и что кто хочет могут вместе с ней в Сваргу отправиться, прочие же пусть живут как знают. Немногие последовали за ней. И никто с тех пор не может проникнуть в мир, где правят любовь и разум, так как бдительно охраняют его границы серые фейри под предводительством нового царя, брата человеческой принцессы. Не знают фейри ни любви, ни жалости к людям нашего мира, но жители Сварги для них как хрупкие драгоценности, как дети, не ведающие опасности, грозящей им из внешних миров. Только через царство мёртвых может проникнуть в Сваргу человек, так как фейри туда хода нет. Тех же, кто пытаются попасть туда, зовут некромантами. Страшным могуществом обладают эти дерзкие, не признающие над собой ничьей власти, ужас внушают они добрым людям, и изгоняют их за это из городов и селений. Утешает лишь надежда, что познав тайну смерти, некроманты покинут наш мир навсегда.
Фердинанд, Рогнар и Марта, хоть и внимали, занятый каждый своим делом, но не понимали, конечно, ни слова из эпоса северных народов. Канцлер же уснул, не дослушав, кажется, и до середины. Камилла продолжала петь, машинально поглаживая его по волосам, просто потому, что ей было приятно сидеть вот так, практически в семейном кругу, и очень не хотелось будить своего невнимательного слушателя. Когда исполнительница замолчала, к ней подошёл Рогнар и с умилением воззрился на хозяина.
– Ишь, как ты его убаюкала, чисто младенца. Добро, а то он последние ночи спит больно беспокойно: по полночи по комнате шагает, а то и вовсе в башню уходит.