Каникулы Петрова и Васечкина
Шрифт:
– На… – сказал он. – Отдай ей!
Васечкин поднял глаза на Петрова и сразу всё понял.
– Нет! – сказал он. – Сам сорвал, сам и дари!
И он вернул эдельвейс Петрову.
– Да ладно тебе… ты у нас рыцарь, ты и дари! – Петров вновь сунул цветок Васечкину.
– Какой я рыцарь! – вздохнул Васечкин, отведя руку Петрова.
Тут к ним подошла Маша.
– Что это у вас? – спросила она.
– Вот… – сказал Петров. – Эдельвейс… Мы тут с Васечкиным для тебя сорвали… Есть древний обычай… самой красивой…
И он смущённо сунул Маше эдельвейс.
Польщённая Маша взяла цветок.
– В человеке главное не внешность, – сказал откуда-то возникший Филипп, – а внутренности…
Все рассмеялись.
– А чего… – вступился за Филиппа Васечкин, – он прав!
Больше ему, однако, сказать было нечего.
Все замолчали. Наступила несколько неловкая пауза, которую бесцеремонно прервал подошедший Гусь.
– Слышь, Васечкин, – сказал он. – Отойдёмка в сторонку.
– Чего тебе? – без энтузиазма поинтересовался Васечкин.
– Дело есть.
Они отошли.
– Вот что, Васечкин, – сказал Гусь, понизив голос, – вы, когда в следующий раз побежите, возьмите меня с собой, ясно? Я тоже буду… это… в общем, подвиги совершать, ну, в честь этой вашей… Машки, понятно? – И Гусь кивнул в сторону, где всё ещё стояли Маша, Петров и Филипп. – Ну так что, замётано?
Васечкин грустно усмехнулся, затем, ничего не отвечая, повернулся и пошёл прочь.
– Куда же ты, Васечкин? – крикнул ему вслед удивлённый Гусь.
Глава 20. Прощание
Васечкин шёл сквозь оживлённую толпу, и все, видя его хмурое лицо, расступались перед ним.
И как-то получилось, что Васечкин, сам того не ожидая, вдруг запел:
ВАСЕЧКИН. Что может быть печальней,Чем комнатный уют,Коль ветры странствий дальнихНа подвиги зовут!Как трудно удержатьсяИ не попасть впросак —Так хочется сражаться,Сжимая меч в руках!ИННА АНДРЕЕВНА. Кто за славоймчится вскачь,Не избегает неудачИ не извлечёт из них урока…Кто не ставитславу в грош…АНРИ И МИШЕЛЬ. Ле шевалье сан пер э сан репрош.ВСЕ. Рыцари без страха и упрёка!ВАСЕЧКИН. Но если к приключеньямОпять тебя влечёт?ПЕТРОВ. Такое увлеченьеК добру не приведёт!ПЕТРОВ И ВАСЕЧКИНВМЕСТЕ. Легко прослыть героем,Трудней героем быть,И звание такоеДелами заслужить!МАША. Я не верила, что естьВ мире рыцарство и честь,И была наказана жестоко.ПЕТРОВ И ВАСЕЧКИН. Посмотри вокруг – найдёшь…АНРИ И МИШЕЛЬ. Ле шевалье сан пер э сан репрош.ВСЕ. Рыцарей без страха и упрёка!Песня кончилась. Петров, Васечкин и Маша вмес те с Гусем, Филиппом и Инной Андреевной сели в машину. На прощание французы подарили Васечкину открытку с изображением собора Парижской Богоматери.
– На память, – сказали они. – О сюрпризе! Оревуар, камарад! [18]
– Оревуар, – сказал Васечкин, принимая подарок. – Мерси боку!
– Если что не камильфо, – добавил Петров, – то просим пардону!
Машина тронулась.
Петров взял у Васечкина открытку и прочёл:
18
До свидания, товарищ! (фр.)
– Нотр дам дэ Пари… Что бы это значило?
Васечкин на секунду задумался.
– Наша дама из Парижа! – перевёл он.
Петров перевернул открытку и недоуменно уставился на знаменитый собор.
– А где же тут дама? – спросил он.
– Там, внутри, наверное, в доме… – решил Васечкин. – Не вышла ещё на улицу…
– А, – согласился Петров, – тогда понятно.
Старенький «виллис» мчался всё дальше по извилистым горным дорогам, унося наших героев назад в лагерь, к новым приключениям, обыкновенным и невероятным…
Марсианин
Повесть
Моей жене Тамаре
Маша Старцева
Ну разве с Петровым и Васечкиным отдохнёшь? Не одно, так другое. У них ведь одни приключения на уме. Вот они и валятся им на головы. То, что с ними случается, скажем, за неделю, нормальному человеку на всю жизнь бы хватило. А им всё мало. Не успели в лагерь приехать, как их за хулиганов приняли. Ну а они, конечно, рады стараться. Весь лагерь запугали. Меня ещё не было, я позже приехала. Но мне всё подробно рассказали. И как Васечкин о своём хулиганском образе жизни врал, и как всякие подношения принимал, и как их перевоспитывать старались. Потом они себя, правда, геройски проявили, когда с Гусем сражались…
Короче, когда я приехала, они как раз все втроём в изоляторе лежали, в себя приходили. Я-то думала, что они ещё долго после этой страшной битвы очухиваться будут. Ничуть не бывало, буквально на следующее утро после моего приезда они уже из лагеря убежали. Подвиги совершать! Между прочим, в мою честь! Тоже выдумали. Можно подумать, что я их об этом просила. Мы их с Инной Андреевной, Филиппом и Гусем целые сутки искали. Чего они за это время успели натворить, за день не расскажешь. Впрочем, вы об этом уже читали…
А когда мы их привезли назад в лагерь, что тут началось! Окружили их со всех сторон, не подступиться. Как будто они и впрямь герои! Ну, Васечкин конечно же, как всегда, расхвастался. Как начал рассказывать, как начал, не остановишь! И как он с мельницей сражался, и как отару овец от волка спас, и как дорогу от страшного обвала расчистил, и как с диким быком сражался, и про скалолазов…
А Петров тут же рядом стоит, рот раскрыл и глазами хлопает. Заслушался. Можно подумать, что всё это не с ним происходило. Мне даже за него обидно стало. Ведь, если честно, так это он самый настоящий рыцарь. А Васечкин так, трепач, хотя, конечно, если бы не он, то никаких бы вообще подвигов не было. Он эти все приключения к себе просто как магнитом притягивает. А Петров всегда потом за него отдувается.
Чего, спрашиваю у него, ты, Петров, застыл как памятник, что с тобой? А Васечкин услышал и говорит: «Это? А… это мы в “замри!” играем. – И приказал: – Отомри, Петров!» Петров тут же покраснел, рот закрыл. А все вокруг засмеялись, потому что подумали, что Васечкин так пошутил. Но я-то хорошо знаю, чем его шуточки кончаются. Одно время в школе с этим «замри!» от него житья не было. Пока не проучили его как следует. Но это же Васечкин. Его учи, не учи! Вижу, опять он за своё решил взяться. А эта игра в «замри!» всё равно как эпидемия гриппа, стоит одному заболеть, как уж точно все переболеют, если только прививку не сделать.