Каникулы Рейчел
Шрифт:
– Да! – он ответил немедленно, не раздумывая. – Это вечное хныканье, слезы… И вечные требования заниматься ими…
– Ага, – понимающая улыбка тронула ненакрашенные губы Джозефины. – И кто же занимается ими?
– Мужчины.
– С чего бы это?
– Потому что мужчины сильные. Мужчины должны заниматься чем-нибудь и кем-нибудь…
– А вот вы, Джон Джоуи, – в сложном положении, не так ли? – спросила Джозефина, и в глазах у нее зажегся зловещий огонек. – Потому что хоть вы и мужчина и должны кем-нибудь заниматься, но любите, чтобы занимались
Он кивнул.
– Но вы считаете, что женщина не способна позаботиться о вас, верно? Чтобы вы чувствовали себя в безопасности, заботиться о вас должен мужчина, правда?
За несколько минут она задала ему кучу вопросов, и ответы так и повисли в воздухе. Куда это она клонит? Неужели она намекает, что?.. Что Джон Джоуи?..
– Гей. Или «гомосексуалист», если вам привычнее это слово, – быстро произнесла она.
Лицо Джона Джоуи стало серым. Но, раскрыв рот от изумления, я поняла, что в данном случае нет и следа воинственного неприятия, которого я ожидала (Да кто ты такая, чтобы называть меня ненормальным? Да ты сама – старая гусыня, монашка, которая и члена-то не видала никогда… и так далее, и тому подобное).
Джон Джоуи выглядел смирившимся.
– Вы ведь знали это о себе, не так ли? – Джозефина пристально посмотрела на него.
К еще большему моему удивлению, Джон Джоуи устало пожал плечами и сказал:
– И да, и нет. А что пользы в том, что я знал?
«Мог бы стать священником, – я едва удержалась, чтобы не сказать это. – Был бы богатый выбор мальчиков».
– Вам шестьдесят шесть лет, – сказала Джозефина. – Какую одинокую жизнь вы вели все это время!
Казалось. Джон Джоуи смертельно устал и сердце его разбито.
– Вам пора начать жить открыто и честно, – продолжала Джозефина.
– Слишком поздно, – потерянно произнес он.
– Нет, не поздно, – возразила она.
Перед глазами у меня промелькнуло видение: Джон Джоуи сбрасывает свой допотопный черный лоснящийся костюм, переодевается в белую майку и бреется наголо. Или еще: Джон Джоуи в клетчатой ковбойке, кожаных штанах и с подкрученными усами, оставивший дойку коров ради плясок с односельчанами.
– Джон Джоуи, – сказала Джозефина тоном доброй школьной наставницы, – поймите одно: корень вашей болезни в вашей тайне. Пока вы лжете самому себе, вы будете продолжать пить. А если вы будете продолжать пить, вы умрете. Очень скоро.
Запугивать начала.
– Вам еще многое предстоит понять в собственной жизни, Джон Джоуи. Но сегодня мы преодолели очень важный барьер. Оставляю вас с вашими мыслями. Что до всех остальных, то я знаю, что не все вы – латентные гомосексуалисты и лесбиянки. Однако не думайте, что если не являетесь таковыми, то не можете быть алкоголиками и наркоманами.
В тот день поступила новая пациентка. Я узнала об этом, когда после ланча в столовую ворвалась Чаки и закричала:
– У нас новенькая! Я ее видела, когда убирала.
Я
В это время ко мне подошел Крис. У меня сердце екнуло, когда он сказал:
– Рейчел, почему бы тебе не поговорить с Анджелой?
– Мне? – удивилась я. – Почему именно мне?
– А почему нет? Пойди, поговори, – убеждал он меня. – Я думаю, она сейчас уютнее чувствует себя с женщинами. Поговори с ней. Вспомни, как ты сама себя чувствовала в первый день.
Меня подмывало ответить: «Но я – другое дело», но воздержалась, потому что хотела сделать ему приятное. Поэтому я изобразила на лице улыбку и отправилась к новенькой. Ко мне присоединился Майк, и мы попытались завязать с Анджелой разговор. Никто из нас не спросил ее, почему она оказалась здесь, хотя мы оба подозревали, что это как-то связано с едой, вернее, с ее чрезмерным потреблением.
Вид у Анджелы был испуганный и жалкий. И хотя я не собиралась ничего такого говорить, у меня против воли вырвалось: «Не волнуйтесь, мой первый день тоже был сплошной ужас. Потом станет легче».
Дон и Эдди орали друг на друга через стол, потому что Дон пролил каплю чая на газету Эдди. Эдди настаивал, чтобы Дон выплатил ему стоимость газеты, а Дон мужественно сопротивлялся. Я-то знала, как безобидна эта ссора, но на лице Анджелы отразился ужас. Мы с Майком постарались успокоить ее на этот счет.
– Эдди в ярости! – рассмеялась я. – Представляю, какой у него будет толстый кошелек, когда Дон выплатит ему все долги!
Произнеся слово «толстый», я поймала себя на том, что посмотрела на Анджелу, и она это заметила. Я себя просто ненавидела. Вечно попадаю впросак!
– Этот Дон – настоящий маленький Гитлер. Уже давно пора кому-нибудь ввести его в рамки, чтобы не слишком… – Майк прикусил язык, но потом решил все-таки закончить, – …раздувался, – пробормотал он.
– Это же всего лишь газета, – сказала я с вымученной веселостью. – Не что-нибудь солидное. Большое дело!
К моему ужасу, слова «большое» и «солидное» прозвучали у меня гораздо громче, чем хотелось бы. Я почувствовала, что на верхней губе у меня выступили капли пота.
Анджела и правда вздрогнула, или мне это показалось?
Фергус, отчаявшись урезонить разбушевавшихся Дона и Эдди, тоже подошел к нам.
– Ну как дела? – Он кивнул Анджеле и уселся рядом с нами. – Да! – Он покачал головой. – Тяжелый случай…
Мы напряглись. Воцарилась мертвая тишина.
– Ты имеешь в виду Дона и Эдди? – нервно спросила я, пытаясь сгладить его неловкость.