Каникулы Уморушки
Шрифт:
Зав. лаб. гидронечисти Л.Т. Анчуткян»
Прочитав объявление, Костя повернул направо. За дверями первого кабинета стояла мертвая тишина. «Спит, наверное, – подумал Костя о трехглавом чудище. – А может быть, его и нет». Но в первую комнату он все-таки заглядывать не стал: к чему сейчас лишние неприятности? (Хотя, если с умом посмотреть на вещи, то будь там трехглавое чудище и загляни к нему Альтер Эго на одну-две минутки, – проблема существования двух Брыклиных была бы решена в момент.) Но
– Кто там? – отозвался сердитый мужской голос. – Я занят!
Костя в нерешительности замер на месте.
– В чем же дело? – еще сердитее произнес мужской голос за дверью. – Почему не входите?!
Костя пожал плечами, вытер рукою пот со лба и вошел в лабораторию.
– Здравствуйте, – поздоровался он, еще не видя хозяина лаборатории. – Мне профессора Дрозофиллова… Птоломея Еремеича…
– Еремея Птоломеича, – поправил Костю уже знакомый голос сердитого мужчины. – Это я. Выкладывайте, что вам нужно.
Костя удивленно пошарил глазами по комнате, но никого, не увидел.
– А вы где? – спросил он, обращаясь к огромной колбе с буро-малиновой жидкостью.
– Здесь, где же мне еще быть! – уже мягче ответил загадочный хозяин лаборатории.
И тут из сушильного шкафа показалась лохматая голова профессора Дрозофиллова.
– Я думал – рванет, а она, – он кивнул на колбу, – не рванула. Не те яблочки наливные пошли: с гадостью всякой, с нитратами да прочей мерзостью. Вот и попробуй из них живой воды добыть! – в заключение своей тирады горестно вымолвил Еремей Птоломеич и выпрыгнул из шкафа на пол.
– Познакомимся получше, юноша, – сказал он через минуту, усаживаясь за стол и предлагая жестом сделать то же самое Косте. – Меня зовут Дрозофиллов Еремей Птоломеич. А вас?
– А меня пока зовут Костей… – честно признался Альтер Эго. – А некоторые – Петей. А вообще-то я – человек без имени. Так: Альтер Эго какой-то…
– Альтер Эго? – переспросил с любопытством профессор Дрозофиллов, и в его глазах вспыхнули азартные огоньки ученого-первооткрывателя новых тайн науки. – Интересно, интересно…
– Нас раздвоили, а обратно не сдваивают, – начал торопливо объяснять суть своего дела Брыклин-два. – Петька очень от этого переживает, измаялся просто весь, да и мне не сладко… А она говорит: «Не могу вас обратно соединить – меня дедушка чародейной силы лишил».
– Как лишил? – вырвалось у профессора.
– По телефону, – ответил Костя. – Бухнул сгоряча заклятье и трубку повесил. А нам теперь расхлебывать…
Костя вспомнил о Гвоздикове и невольно всхлипнул:
– А Иван Иванович… Тому каково… в кошачьей шкуре жизнь доживать…
– Погоди-погоди, – перебил его несвязную речь Дрозофиллов. – Давай-ка толком рассказывай. Кто тебя раздвоил?
– Не меня, а Брыклина. Уморушка.
– Кто такая? Почему не знаю?
Костя пожал
– Ее мало кто знает. Иван Иванович только да Маришка Королева. Да мы теперь с Петей Брыклиным.
– А Иван Иванович кто?
– Учитель наш бывший, теперь на пенсии.
– А почему он в кошачьей шкуре?
– Уморушка все! Хочет как лучше сделать, а получается одна ерунда. Тут еще Калина Калиныч не вовремя позвонил… – Костя печально махнул рукой и подытожил: – Вся надежда на вашу помощь. Вы не поможете – придется к лешим в Муромскую Чащу ехать, другого нам, как видно, ничего не остается…
– В Муромскую Чащу? – переспросил Еремей Птоломеич. – Так, значит, сказки про нее совсем не сказки? Еще водятся там нечистики?
– Кто? – удивился Костя. – Нечистики?
– Ну да, – повторил Дрозофиллов, – лешие и колдуны, лихоманки и кикиморы, ну и «протчая, протчая, протчая…»
– Водятся, – подтвердил Костя. – Может, не все, но водятся. Лешие, например: Калина Калиныч, Шустрик, Уморушка…
– Значит, вас лесовичка раздвоила?
– Ну да, Уморушка… Первый класс еле успела закончить, а уж колдует вовсю. Дед ее и наказал…
– По телефону? – снова уточнил Дрозофиллов.
– По телефону.
– Впервые такое слышу. Если факт подтвердится, он станет новой страницей в лешеведении. «Роль телефонизации в передаче заклинаний на расстоянии», «НТР и чародейство: пути и перепутья» – да тут целый кладезь тем!.. – Еремей Птоломеич встал из-за стола и в радостном возбуждении забегал по лаборатории. – «Отделение второго „я“ от субъекта и его последующая материализация» – открытие, не меньше!..
– А нельзя ли это открытие обратно прикрыть? – перебил размечтавшегося профессора Костя. – Петя Брыклин извелся весь… Шутка сказать: человек половину себя потерял.
– По собственной воле или насильно? – быстро спросил Дрозофиллов.
– По собственной. Надоел я ему, жить, наверное, как хочется, мешал.
– Так… – Профессор снова забегал по лаборатории. – Так… Значит, субъект был заранее подготовлен к раздвоению… А вы, молодой человек? Вы были готовы к отделению от объекта П.Б.?
– От чего? – не понял Костя.
– Назовем Петю Брыклина «объектом П.Б.», а Вас «объектом А.Э.». Так легче для формулировки теории. Если таковая у нас получится. Так вы, юноша, были готовы к отделению?
– Объект П.Б. мне тоже здорово надоел. То врет…
– Говорит неправду, – поправил Дрозофиллов.
– То дурака валяет…
– Занимается пустяками, – снова внес поправку Еремей Птоломеич.
– А то на подарки клюнул, переметнуться решил.
Профессор не успел перевести последние слова Кости на понятный ему, Дрозофиллову, язык, и Костя благополучно закончил:
– Вот и допрыгался О.П.Б.: лишился О.А.Э.
Еремей Птоломеич улыбнулся:
– Прекрасная формулировка! П.Б. = (П.Б. – А.Э.), а А.Э. = (А.Э. – П.Б.)