Каникулы Уморушки

Каришнев-Лубоцкий Михаил Александрович

– Да не меня, а тебя не затруднит ли моя просьба… – повторил Иван Иванович, делая ударение на слове «тебя».

И снова был остановлен на полуфразе непонятливой девочкой.

– Вас? – спросила она в третий раз и попятилась от Гвоздикова к дверям вокзала.

– Вас? – прошептала в четвертый и скрылась в зале ожидания.

А вскоре до Ивана Ивановича донесся ее, набравший силу и звонкость голос:

– Мутти!.. Мутти!.. Айне шпрехенде катце!.. Их хабе айне шпрехенде катце гезеен! [6]

6

Мамочка!..

Мамочка!.. Говорящая кошка!.. Я видела говорящую кошку!

«Кажется, первый блин комом… – подумал Гвоздиков, быстро меняя место своей дислокации. – Попал на иностранку… Ничего: попробуем еще раз».

Теперь он был осторожнее. Подкараулив отбившегося от толпы в сторону мальчика в коричневой курточке и широкополой ковбойской шляпе, Иван Иванович дождался момента, когда его новая жертва проронит хоть слово. Это слово – а точнее их было семь – адресовались самому Гвоздикову и звучали чисто по-русски.

– Мышей пасешь? – спросил лениво юный ковбой тершегося рядом с ним серо-дымчатого в темную полоску кота. – Так здесь одни микробы бегают!

На что Иван Иванович радостно отозвался:

– А мне, мальчик, ни тех, ни других не надобно. Мне бы справочку достать…

– Ишь ты… – удивился, но не очень сильно, молодой ковбой. – Разговаривает… – и уточнил (человек он был, как видно, деловой): – Какую справку достать? Где?

– Да здесь, – обрадовался Гвоздиков, – в справочной! Мне адрес НИИЗЯ нужно, а сам спросить не могу.

– Почему? – удивился ковбой.

– До окошка не достаю, – хитро прищурив глазки, ответил Гвоздиков.

Его ответ удовлетворил мальчишку, и ковбой пообещал помочь малорослому коту: сам-то он уже доставал до окошка!

– У тебя есть мелочь? – поинтересовался Гвоздиков. – За справку заплатить нужно, а я свои деньги дома оставил, ты уж извини…

– Ладно, сочтемся, – улыбнулся ковбой и его рука отправилась в карман брюк на поиски нужных капиталов.

Через пять минут – пять долгих томительных минут – он вернулся с узеньким листочком квитанции.

– Вот, пожалуйста, улица Пересвета и Осляби, дом шесть. Ехать на метро до станции «Маяковская». А там на троллейбусе № 536 до Куликовского переулка.

– Спасибо, – поблагодарил Гвоздиков. – Был рад познакомиться.

– Я тоже, – признался ковбой. И поинтересовался: – Жетонов на метро и троллейбус не нужно? У меня еще деньги остались.

– Благодарю вас, юноша, – дернул в поклоне головой Иван Иванович, – но я уж как-нибудь «зайцем»…

– Вам можно и котом, – дал дельный совет отзывчивый москвич.

– Можно и котом, – согласился Гвоздиков и, еще раз поблагодарив доброго мальчика, скрылся под сводами входа в метро.

Глава шестая,

в которой Костя знакомится

с Дрозофилловым

Костя был смелым мальчиком, но и у него дрогнуло сердце, когда он подошел к массивным дубовым дверям с огромными бронзовыми ручками и двумя – по одной на каждой из дверей – солидными вывесками.

На левой вывеске золотыми буквами на красном фоне было написано:

НИИЗЯ

стационар

На правой вывеске такими же золотыми буквами, но уже на синем фоне, красовалась другая надпись:

НИИЗЯ

филиал

Поборов минутную робость, Костя открыл дверь и вошел в здание.

– Тебе кого, мальчик? – тут же спросила его соскучившаяся по живой душе пожилая вахтерша.

Костя еще сам не знал толком, кого именно ему нужно.

– Мне бы профессора или академика, которые в колдовстве разбираются…

– Нечистолога? – уточнила вахтерша. И не дождавшись от Кости ответа, охотно пояснила: – Так это тебе, дружок, в филиал нужно. На второй этаж. Только академиков там нету, а профессоров всего два: Дрозофиллов и Анчуткян.

– А мне к кому лучше? – робко спросил Костя. – Я ведь ни того, ни другого профессора не знаю.

Вахтерша наморщила лоб и на минуту задумалась.

– Анчуткян, так тот больше по мокроте всякой работает: по водяным, русалкам, морским чертям…

– А по обычным кто? – перебил вахтершу Костя. – Мне бы специалиста по заклятьям…

– Так тебе тогда к Дрозофиллову надо! – радостно откликнулась добрая женщина. – Он у нас главный лешевед и ягист. Анчуткян – тот кикиморист, а Дрозофиллов в чертологии ну, никому не уступит!

– Так мне к нему? К Дрозофиллову? А как его зовут?

– Еремей Птоломеич. Он на втором этаже в лаборатории «Живой и мертвой воды» сидит. Как наверх подымешься, так по правую руку второй кабинет его будет.

– Спасибо вам огромное, – поблагодарил Костя отзывчивую женщину и быстрым шагом направился к лестнице.

– Да смотри в первую комнату не войди! – крикнула ему вслед вахтерша. – Там у нас чудище трехглавое сохраняется, ух и злющее!.. Правда, спит оно сейчас, как словили, так и спит, будто на воле не выспалось. Но ты, все-таки, не входи, постерегись!

– Не войду! – пообещал Костя, уже миновав первый лестничный пролет.

На втором этаже Косте в нос ударили резкие запахи: пахло серой, подпаленной шерстью и, почему-то, болотом. С непривычки Костю слегка передернуло, и он немного замедлил шаг. Глухое уханье, сопровождаемое странным подхохатываньем, прокатилось по коридору второго этажа и рассыпалось на лестнице. Перед входом в коридор Костя увидел небольшое объявление, написанное красным фломастером на клочке ватмана:

«Съезд водянологов и кикимористов переносится с 5 июня на 21 июня в связи с недомоганием Хухрика Болотного.