Каникулы в стране сказок
Шрифт:
— Перестукину? — грозно спросил медведь. — Я ненавижу этого мальчишку! Вообще я не люблю мальчишек!
И медведь бросился на меня. Я быстро взобрался на железное дерево. Кузя метнулся за мной. Кенгуру кричала, что стыдно и неблагородно преследовать беззащитного детеныша-человеныша. Но медведь лапами, а корова рогами стали трясти дерево. Кенгуру не могла видеть такую несправедливость, взмахнула крыльями и улетела.
— Не пытайся улизнуть, кот, — мычала корова снизу. — Я научилась ловить даже мышей, а их труднее поймать, чем кота.
Железное дерево раскачивалось все сильней. Мы с Кузей бросали в корову и медведя ножи, вилки, ложки.
— Слезайте! — вопили звери.
Было ясно, что долго нам не продержаться. Кузя умолял меня срочно вызвать Географию. По правде сказать, я и сам уже хотел это сделать. Видали бы вы оскаленную жадную морду коровы!.. Она совсем не походила на ту красивую коровку, которая нарисована на сливочном шоколаде. А медведь был еще страшнее.
— Вызывай скорее Географию! — вопил Кузя. — Я боюсь их, боюсь!
Кузя судорожно цеплялся за ветки. Неужели и я такой же трус, как кот?
— Нет, мы еще продержимся! — крикнул я Кузе, но ошибся.
Железное дерево закачалось, заскрежетало, и с него градом посыпались железные плоды, а вместе с ними свалились и мы с Кузей.
— У-у, — зарычал медведь. — Теперь-то я с вами разделаюсь!
Корова потребовала соблюдать правила охоты. Она уступает мальчишку медведю, а кот принадлежит ей.
Последний раз я решил попытаться уговорить корову:
— Послушай, Буренушка, ты все-таки должна питаться травой, а не котами.
— Ничего не могу сделать. Я плотоядная.
— Да совсем ты не плотоядная, — доказывал я в отчаянии. — Ты… ты… парнокопытная.
— Ну и что же?.. Я могу быть парнокопытной и плотоядной.
— Да нет же!.. Ты сеноядное… фруктоядное…
— Хватит молоть чепуху! — прервал меня медведь. — Лучше вспомни, где север.
— Одну минуточку, — попросил я медведя. — Ты, корова, травоядное животное! Травоядное!
Как только я это сказал, корова жалобно замычала и тут же стала жадно щипать траву.
— Наконец-то сочная травка! — радовалась она. — Мне так надоели суслики и мыши. От них у меня портился желудок. Я все же корова, люблю сено и траву.
Медведь очень удивился. Он спросил корову: а как же теперь будет с котом? Станет корова его есть или нет?
Корова обиделась. Она еще не сумасшедшая, чтобы есть кошек. Коровы никогда этого не делают. Они едят траву. Это знают даже дети.
Пока корова и медведь спорили, я решил применить одну военную хитрость. Обману медведя: скажу ему, что я знаю, где находится север, а после вместе с Кузей улизну по дороге.
Медведь махнул лапой на корову и снова стал требовать, чтобы я показал ему север. Я для вида немного поломался, а потом обещал показать…
И вдруг я увидел наш мяч! Он сам прикатился ко мне, сам нашел нас! Это было очень кстати.
Мы втроем — я, Кузя и медведь — пошли за мячом. Противная корова даже не попрощалась с нами. Она так соскучилась по траве, что не могла от нее оторваться.
Идти нам было уже не так весело и приятно, как раньше. Рядом со мной пыхтел и ворчал медведь, и надо было еще придумать способ, как от него избавиться. Это оказалось делом нелегким, потому что он мне нисколько не верил и не спускал с меня глаз.
Эх, знать бы мне, где находится север! И компас мне папа подарил, и на уроках сто раз объясняли, так нет же — не слушал, не выучил, не понял.
Мы всё шли да шли, а я пока ничего не мог придумать. Кузя потихоньку ворчал, что моя военная хитрость не удалась и надо сбежать от медведя без всякой хитрости.
Наконец медведь объявил, что если я не покажу ему север, то, когда мы дойдем вот до того дерева, он разорвет меня на части. Я ему наврал, что от того дерева до севера совсем близко. А что мне еще оставалось делать?
Мы всё шли, шли, но до дерева никак не могли добраться. А когда наконец добрались, я сказал, что говорил не про это дерево, а во-он про то! Медведь понял, что его обманывают. Он оскалил зубы и приготовился к прыжку. И в этот самый страшный миг из лесу прямо на нас вдруг выскочила автомашина. Испуганный медведь взревел и рванул такую стометровку, какой не видели, наверно, ни на одной олимпиаде. Мгновение — и Мишки простыл след.
Автомашина резко остановилась. В ней сидели два человека, одетые точь-в-точь так, как я однажды видел в опере «Борис Годунов», которую передавали по телевизору. У того, что вертел баранку, на плече сидел сокол в шапочке, надвинутой на глаза, а у другого такой же сокол вцепился когтями в длинную кожаную рукавицу. Оба были бородатые, только один черный, а другой — рыжий. На заднем сиденье машины лежали две метлы, украшенные… собачьими головами. Все мы в изумлении смотрели друг на друга и молчали.
Первым очнулся Кузя. С отчаянным визгом он бросился бежать и ракетой взлетел на верхушку высокой сосны. Бородачи вылезли из автомашины и подошли ко мне.
— Кто таков? — спросил чернобородый.
— Я мальчик, — ответил я.
— Чей ты человек? — допытывался рыжебородый.
— Говорю же вам: я мальчик, а не человек.
Чернобородый внимательно осмотрел меня со всех сторон, потом пощупал мою трикотажную майку, удивленно покрутил головой и переглянулся с рыжебородым.
— Чудной какой-то, — сказал он со вздохом, — и рубаха вроде… заморская… Так чей же ты, паря, будешь?
— Русским языком вам сказался мальчик, ученик.
— Пойдешь с нами, — приказал рыжебородый. — Покажем тебя самому царю. Видать, ты из блаженных, а он блаженных любит.
Нет, эти бородачи — чудаки! Какого-то еще царя выкопали, о каких-то блаженных твердят. Я знал только одного из блаженных — храм Василия Блаженного. Такая была фамилия строителя храма. Но при чем тут я?
— Вы что, историю не читали? — спросил я бородачей. — Какому царю вы собираетесь меня показывать? Царей давно нет. Последнего русского царя еще в семнадцатом году ликвидировали… как класс, — добавил я, чтобы им было понятней, этим неучам.