Каникулы вне закона
Шрифт:
— Вы сообщите, кто распорядился расстрелять меня с крыши «Титаника», а я вам — откуда знаю, что ваше оборудование китайское.
— Что значит — расстрелять?
Вопрос вырвался невольно, от удивления, я услышал по тону. Подполковник не знал о происшествии на Ишимской набережной. Значит, не знала о нем и Ляззат. Ну, залетные, сказал я себе, выносите!
— Мне кажется, что Олег Притулин информировал вас, подполковник. Не прикидывайтесь незнайкой. Это, наконец, смешно…
— Олег Притулин?
— Ну, да. Прошлой ночью, когда я пьянствовал с ним в кампании каких-то бесконечных проходимцев
Бедный Олег, прости, дружок, за подставу! Мне необходимо обострение свары между ибраевцами и жибековцами, скажем, на пару дней, только и всего. И ничего личного, коллега-легионер!
Подполковник Ибраев потянул из нагрудного кармана мобильный телефон.
На второй пуговице великолепного жилета я приметил пластиковую петельку, оставшуюся от срезанной фирменной бирки. Уж не из торгового ли комплекса «Евразия», где он по наводке Ляззат застукал меня с Жибековым?
— Сделайте милость, — попросил я вежливо, — выпьем сначала, подполковник, за избавление от смертельной опасности и мое здравие!
Пригубив из стакана, Ибраев выплеснул остатки на ковер.
— Духу-защитнику вашему, — сказал он, может, и искренне.
— И вашему, — ответил я, отлил из фляжки в пустой свой стакан, промокнул язык и плеснул следом.
Липучий и тяжелый взгляд из-под коричневых век без складок был и ответом, и вопросом.
— Вы, подполковник, не знали, что в меня стреляли, — сказал я с напором. — Вы, подполковник, зевнули предательство в вашей конторе в том, что касается интересующего вас в Бангкоке дела. Вы, подполковник, позаимствовали меня у Шлайна, а сами не в состоянии обеспечить безопасности единственного… я повторяю… единственного у вас работающего… именно работающего агента по этому делу. Вы на пороге того, чтобы профукать все и вся. Мое доверие к вам уж точно профукали. Это вам ясно? Если после вашего ухода, а может, кто знает, и при вас, меня грохнут в этом номере или на улице, что получится? Плевать мне на вас, на Шлайна, на последующие скандалы и разборки между вашими конторами! Мне не плевать на собственную жизнь, хотя бы потому, что мне дорого будущее сына, которого вы почти взяли в заложники! Вы воюете сами против себя…
— Не орите, — попросил Ибраев.
В Азии, во всяком случае, в той, где я долго существовал, уличить с глазу на глаз — не унизить. Унижают ором. Я сбавил тон:
— Извините… У меня лично безвыходное положение. Я могу с этим делом идти только вперед. Меня обозначили, противник знает, что я работаю на вас, что я уже носитель опасной информации, и повторит попытку устранить меня физически независимо от того, продолжу я ваш мартышкин бизнес или нет. Это тот самый противник, от которого вы не уберегли, подполковник, Усмана и танцовщицу…
Ибраев, дернув длинными желваками, убрал мобильник в карман.
— Хорошо, — сказал он, встал, стряс с себя дубленку на кресло и снова сел. — Предложение?
— Я исчезаю. Нейтрализуйте Ляззат, нейтрализуйте Притулина, нейтрализуйте вашу «наружку». Определите, кто из них предатель… Нейтрализуйте «наружку» Жибекова. Последнее, подполковник, сложновато. Видимо, благодаря Ляззат, вашей советчице, вы позволили Притулину беспрепятственно протащить меня сквозь строй жибековских сикофантов…
— Сикофантов?
— Извините… Это… э-э-э… греческий термин для сотрудников наружного наблюдения и информаторов, — сказал, спохватившись, выпускник Алексеевских курсов.
— Хорошо, — сказал Ибраев. — Сикофантов… Я правильно сказал? Греков ваших… Кто может их перечислить?
— Тот, кто меня им показывал. Притулин. Особо обратите внимание на кавказского человека Гамлетика Унакянца.
— Мне известно про такого, — сказал Ибраев.
Я рассчитал верно, назвав армянина, теперь и подполковник сумел обозначить свою компетентность. То есть, он уже сотрудничал. Вот что значил его ответ.
— Мы много говорим, подполковник. Давайте действовать. Я жду ваши наводки. Мне пора перемещаться в Бангкок и таким образом, чтобы в этом городе, этой стране и этом мире об этом знали только вы и я. Если не доберусь до места живым, то в смертную минуту буду уверен, что стреляли в спину мне вы. Больше некому.
— Удав, — сказал резко Ибраев. — Удав.
— Удав? Змея? — переспросил я.
— Змея. Живой удав. Другой зацепки у меня нет. Это была, я уверен, единственная поставка в Алматы таких параметров рептилии потайными тропами из Бирмы, я думаю. Не исключаю варианты из Лаоса или Таиланда. Маршрут отработанный. Горные тропы или вертолет в Таджикистан, потом Узбекистан и затем мы, то есть сюда…
— Зачем живой удав?
— Абсолютное свидетельство абсолютной способности поставщика доставить любой сложности товар через любые политические, географические и прочие районы, какими бы неблагоприятными климатическими или политическими условими для товара они не отличались… После этого было заключено соглашение. Не на продажу товара, я имею в виду героин. На обеспечение дальнейшей его переправки в Сибирь, а оттуда в Европу… Кто знает, может и судами Северного морского пути. Кому придет в голову искать во льдах отраву из Бирмы или Лаоса или Таиланда… А там и в европейские порты подводными лодками-малютками. Строят же такие русские специалисты для подобных целей в Гватемале, кажется. Сообщения проходили по интерполовскому сайту… Путей много.
— В том числе через северный Китай в Казахстан? — сказал я.
Ибраев помолчал. Липучий тяжелый взгляд из-под век без складок уперся в мой подбородок. Он колебался. Секрет принадлежал не ему. Наконец, я услышал:
— Пока это спорное предположение.
— Оставим ваш ответ до моего возвращения, — предложил я.
— На то, как говорится, воля Аллаха, — откликнулся Ибраев. — Моя проблема состоит в том, чтобы выявить местного транспортника. По сути дела, диспетчера, который здесь, в Казахстане, составляет для наркодилеров, которых несколько десятков, график движения товара. Другими словами, разводит их караваны во времени… Иначе вспыхивают разборки. Скажем, как сейчас в Таджикистане и Узбекистане. Вдоль тамошних границ воюют за временые квоты на тропах… Все против всех. И на всех сторонах конфликта. Только за это…