Канон Смерти
Шрифт:
– Я знаю, что ты можешь говорить, Рей, - сказал Хозяин.
– Меня зовут Тоурен.
Детеныш сел и склонил голову набок. За висками уже пробивалась первая пара рожек, когти на лапах выглядели внушительно, поболее собачьих.
"Откуда он знает? Из этих своих "книжек"?"
До сих пор Рей разговаривал только сам с собой, когда никто не мог его увидеть и услышать. Выучить речь двуногих оказалось несложно, достаточно было соотнести звучащие слова с образами в их головах. Но теперь он понял, что речь обитателей дома бедна по сравнению с речью Хозяина.
"Он назвал мне свое имя, как равный. Что это значит?"
Никаких тайных умыслов разум человека не излучал. Рею не казалось, что за тайной, закрытой дверцей хранится какой-нибудь секрет, способный ему навредить. Значит, человеку можно показать, что он прав.
Рей приоткрыл пасть и шевельнул длинным языком. При посторонних говорить не доводилось, и он занервничал.
– Могу, - раздался глуховатый мальчишеский голос.
– Но не хочу.
Это не было речью в человеческом понимании. Звук лился из глотки, но был скорее воплощением желания говорить, усиленной телепатией. Губы не шевелились, язык только слегка подрагивал в пасти в такт словам.
– Почему?
– удивился Тоурен.
– Не с кем.
– Резонно... Хочешь - осмотрись.
Упрашивать себя Рей не заставил и первым делом поскакал к окну - заглянуть в загадочное "снаружи". Встал на задние лапы, упираясь передними в подоконник и прижался носом к холодной и гладкой штуке, называвшейся "стекло".
Он увидел блестящую от дождя улицу, множество разноцветных фонарей и соседние дома, ярко подсвеченные изнутри и снаружи. А наверху, над домами, укрытое тучами, огромное и бездонное...
Что-то заныло в спине чуть ниже лопаток.
Рей снова опустился на все четыре и отошел к полкам. В голове роились десятки вопросов, но он решил пока молчать. Продолжал изучать Тоурена, читая его, как открытую книгу, забираясь в самые потаенные уголки разума. Человек не умел закрываться от его внимания, да и, похоже, не хотел. Он отличался от обитателей и посетителей дома даже внешне, неярким строгим обликом. Полуседые, чуть волнистые волосы зачесаны назад, вдоль левой щеки тянется тонкий шрам, глаза внимательные, серо-зеленые.
"Что ему надо от меня?"
– Тебе нельзя появляться на улицах, - озвучил Тоурен то, что детеныш и без него успел понять.
– Это опасно. Особенно в таком виде.
– Почему?
Образ опасности никак не дал понять подробностей.
– Даэйров в этом городе не жалуют. Да и не по этим улицам гулять маленькому дарри.
– Почему не жалуют?
– тут же спросил Рей.
– Как бы тебе объяснить...
– человек задумался. Сел в кресло и замолчал, собираясь с мыслями.
– Ты же понимаешь, что вы отличаетесь от людей? Даже когда принимаете человеческий вид, вас легко отличить по глазам и походке. А люди настороженно относятся к тем, кто не такой, как они, даже в малом. Таких, как ты, опасаются особенно, потому что не понимают, чего от вас ждать.
– Как я?
– рей слушал Тоурена внимательно, соединяя его слова с образами, приходившими во снах.
Ему снились предки - огромные, могучие и гордые небесные хищники, свободные, летающие и охотящиеся там, где пожелают. Снились города, построенные руками предков - величественные, удобные и для крылатых исполинов, и для тех, кто предпочитал жить в двуногом обличии, поднимаясь в небо лишь время от времени. Выходит, он что, не такой, как предки?
– Дети даэйров и людей, - кивнул Тоурен.
– Полукровки.
– А в чем разница?
– Рею вдруг стало не по себе от этих слов, он невольно прижал к голове уши. Почему сердце так гулко бухнуло в груди?
– большинство полукровок никогда не летают, даже если оборачиваются в подобие даэйров. У них не вырастают крылья.
Но...
Рей отшатнулся, как от удара, не веря услышанному. Лапы стали ватными, сердце сжалось, а в глазах резко потемнело. Неужели сны лгали ему? Лгали обещанием неба, обещанием полета? Обещанием свободы.
А человек не лгал. Он был уверен в том, что говорит, рей слышал это. Значит - знает. Значит, это - правда. И ему уготована участь чего-то невнятно-среднего, ни рыбы, ни мяса, как говаривала матушка Тола.
Не даэйр.
Но и не человек.
Не примут ни те, ни другие. Тоурен знал это, верил в это.
– Мне жаль, малыш, - долетел до опущенных ушей его голос.
– Твой отец думал явно не головой в этих стенах. И явно не о тебе.
Детеныш встал, покосился на человека и понуро побрел к двери, волоча хвост.
Нет, он не сломается и не решит свести счеты с жизнью. Будет жить назло родившим его тварям, которым плевать. Но сейчас ему хотелось побыть одному. Без лишнего сочувствия и разговоров.
...А спина действительно ныла или ему это только показалось?
Тоурен переменил свое решение. Маленький черный даэйр с огромными золотыми глазами не должен был стать игрушкой клиентов. Хотя жизнь в борделе неминуемо наложит на него свой отпечаток. Он, Тоурен, со временем и наложит, аккуратно и бережно, чтобы какая-нибудь падла не сломала невинное создание насилием. Юные полукровки часто становятся жертвами за свою красоту. И лучше подержать его при себе до тех пор, пока он не вырастет достаточно, чтобы суметь себя защитить. О том, чтобы держать хищника в борделе пожизненно, не могло быть и речи, тем более, что даже полукровки и те живут тысячелетиями, как говорят.
Жаль было говорить детенышу правду, но лучше лишить его иллюзий сейчас. Тогда в будущем не придется больно падать.
Он же не виноват, что отец у него идиот и такая же высокомерная сволочь, как все они, чистокровные даэйры. И лучше бы ребенку никогда и не знать своей крылатой родни.
Тоурен ждал, когда детеныш придет снова. А в том, что он придет за ответами на новые вопросы, сутенер не сомневался нисколько. Слишком цепкий и жадный разум у этого ребенка. Это прикосновение невозможно было не ощутить.