Канон Смерти
Шрифт:
Айфир Обсидиан легко поспевал за дахарром напарника. Хорошая порода, не хэйвийская. Раздобыли в одном из отдаленных миров Колеса. Сильные, выносливые красивые животные с телепатическими задатками, не нуждающиеся в жесткой узде. Этот жеребец, к тому же, был приучен не бояться порталов, которыми часто пользовался хозяин. Вот и сейчас каменная лента дороги легко ложилась ему под копыта, а впереди, там, где совершенно точно кончалось влияние Единой, разгоралось сияние портала. Прыгать оттуда, где есть риск получить на выходе неверные координаты больше, чем в половине случаев - чистое самоубийство. Окажешься еще где-нибудь на дне океана или,
Нет уж.
Хотя раньше безбашенный белооловый мог пойти и на такой риск, да... Сильно все-таки его подкосили акрейские лаборатории.
Айфир невольно задрал морду к небу. Пятнисто-голубой глаз Акрея, луны, что никогда не заходит и не меняет фазы, висел все там же, в зените.
"Надзирают..."
Да, войны с ящероподобными давно закончились, у них не осталось кораблей даже орбитального класса, не говоря уже о крупных крейсерах, дредноутах и прочем. Но это они окончательно загнали даэйров на Сантеку, это из-за них пернатый народ Ирлерр потерял все свои города и оказались на грани вымирания, это к ним в лапы когда-то попал Кхэйнэ.
И из грозы всей планеты, воина и мага, перед которым отступали алденские полчища, надолго превратился в блаженного дурачка, безобидного и безвредного странника, забывшего кто он и что он.
С недавних пор - почти безвредного. И сам Айфир лично приложил к этому немало усилий. Слава Стихиям, что тот, кто отдавал приказ уничтожить личность Белого Кота, ныне мертв.
"Долго ты там будешь медитировать по ту сторону портала?!" - прилетела даэйру раздраженная мысль от напарника. Айфир вздрогнул, перестал заглядываться на луну и прыгнул в молочно-белое сияние.
Зыркнув на него желтыми тигриными глазами, Кхайнэ схлопнул портал, тщательно зачистив следы пространственного прокола, чтобы никому не пришло в голову по ним открыть его заново. Мальчик у него на руках завозился и тихо застонал. Кхаэль тут же погасил раздражение и замурлыкал, успокаивая и вновь усыпляя ребенка. Жеребец тронулся сам вдоль хорошо знакомой улицы, освещенной желтоватыми кристаллическими фонарями, прямиком к казармам гвардии эйранес Ровеанны, последней правительницы из Дома Тирин, без малого тысячелетие державшего остров Нерос.
От материка этот огромный массив суши отделял широкий пролив. В четырех больших гаванях постоянно мелькали то длинные и острые боевые "рамарены", чем-то похожие на давших им название рыб, то приземистые торговые "каракатицы". Между ними сновали стайки однопарусных барков. Над скалистой частью острова возвышался дворец, грозно смотревший в море орудийными башнями. Дула пушек скалились и с укреплений вдоль всего побережья, напоминая пиратам и прочим недругам о том, что добыча не будет легкой. Но город не был тесным нагромождением камня, в его стенах хватало места даже для парков и личных садов жителей.
А на каждой высокой точке, будь то декоративный шпиль или укрепление, красовался кристалл-накопитель. И в случае крайней опасности правительница могла опустить на свой остров хащитный силовой купол.
Кот задумчиво гладил ребенка по голове, не следя за тем, куда идет лошадь - она знала дорогу. Куда больше его сейчас волновали разум и душа мальчика, изувеченные с самого рождения. Чем глубже Кхайнэ проникал в закоулки памяти, чем больше узнавал о жизни ребенка, не имевшего даже нормального имени, так, кличку, выросшую из слова-оскорбления, тем меньше приличных слов вертелось у него на языке. Тем больше хотелось забить каждому в глотку те незлые и, вроде бы, даже доброжелательные внушения, которые ставили жирный крест на развитии инстинктов даэйра. Сутенера он лично придушил бы за то, что тот одной фразой перечеркнул Рею возможность и желание летать.
Не говоря уже об эйре Тофуре. Надо нашептать духам Смерти, чтоб обглодали его душу до ядра, а потом швырнули в Ось, чтобы до Кузни Душ дошло. На переплавку.
А ведь крылья у мальчика были. Просто, как и положено, зародыши прятались под слоем мышц до той поры, пока стремление к небу не заставит их прорезаться. Не все полукровки об этом знают, большинство из них - такие же несчастные забитые и озлобленные существа, как этот малыш, слишком рано становящийся взрослым.
Холодное серебристое зернышко дара Смерти горит в душе черного дарри. Но какие всходы оно даст? Каким станет будущий Смертоносец, придя в свое время к Колоннам? Безумным чудовищем? Хладнокровным палачом без привязанностей, предпочтений и сочувствия? Или равнодушным Жнецом, без раздумий собирающим души тех, кому пришел срок отправляться на Колесо?
Пока это всего лишь ребенок. Запуганный, напрочь лишившийся не то, что доверия, простой способности понимать и переносить прикосновения. И чтобы бедолага не сошел с ума от страха. приходилось мягко придерживать его сознание, отсекая убийственные эмоции, держать сонным и внушать, что опасности нет. И будет лучше, если он проснется даже не утром, а где-нибудь дня через два-три. За это время можно будет успеть немного полечить душу и полностью - тело.
Жеребец тем временем добрался до места и встал возле знакомой коновязи. Дворцовая стража пропустила знакомого всадника без звука. Айфир давно ускакал вперед и успел предупредить о появлении Кота. Теперь крутился возле Димхольдова дома, ждал. Сам хозяин, хмурый кудлатый мужик с плечами шириной не про всякую дверь и громадными ручищами кузнеца, возвышался на пороге, встрепанный спросонья Одет был в рубаху навыпуск и домашние штаны, темно-русые кудри и борода примяты с того бока, на котором спал.
– Кошак, ты охренел среди ночи с постели подымать, - буркнул он густым басом, беззастенчиво почесываясь.
– Не бухти, - Кхайнэ сдал мальчишку с рук на руки подскочившему напарнику, спешился и уверенно вошел в дом, отодвинув с дороги хозяина жестом когтистой руки.
– Сам знаешь, я бы не пришел просто так.
– Че у тебя?
– Димхольд сменил гнев на милость и с любопытством уставился на сверток в руках даэйра.
– Очередная жертва эйра Тофура, - отмахнулся кхаэль.
– Горячая вода есть? И тряпки давай ненужные.
Дальше в маленьком доме гвардейского кузнеца пустых разговоров не велось. Димхольд с матами снял с тонких запястий и лодыжек кандальные браслеты и с отвращением швырнул в гору железного хлама на перековку. Тщедушное безвольное тело аккуратно вымыли, обработали гематомы, ссадины, следы кнута и пыток и уложили на низкой лежанке возле разогретого теплового диска во всю стену. Кузнец заботился о том, чтобы собственный энергокристалл под домом был всегда хорошо заряжен. Хватало и на освещение, и на отопление, и на разогрев кухонной плиты - не то, что у некоторых раздолбаев, вынужденных пользоваться свечками, дровами для очагов и углем. Уголь, к слову, шел у Димхольда в дело только в кузне.