Кантор идет по следу
Шрифт:
Через несколько секунд вдали показалась моторка пограничников. Чупати чувствовал, как его все глубже и глубже засасывает трясина и он не в состоянии был пошевелить ни рукой, ни ногой…
Подоспевшие на моторке пограничники успели вытащить Чупати, конюха с младенцем, Кантора и мужчину с пистолетом.
В сознание Чупати пришел только в больнице. Открыв глаза, он увидел белый потолок и белые стены. Был еще день. В окно падали солнечные лучи. Чупати сел на койке, и его первыми словами были:
– А где женщина?
– Спокойно, товарищ
Кантор, который все время лежал возле кровати хозяина и не сводил с него глаз, сразу же вскочил на ноги, как только сержант открыл глаза, и бросился лизать ему шею от радости.
– Так где же женщина? – еще раз спросил Чупати.
– К сожалению, ее спасти не удалось. Когда пограничники вытащили ее из болота, она была мертва, – ответил наконец врач, готовя шприц для очередного укола.
Когда с процедурами было покончено, в палату впустили конюха-пограничника.
– Что с ребенком? – спросил у него Чупати.
– Все в порядке, отдали в детский дом. Доктор говорит, что жизнь малыша вне опасности.
– Известно, чей это ребенок? – поинтересовался сержант.
– Отец ребенка, если такого мерзавца можно еще называть отцом, Иштван Ласло…
Подробности Чупати узнал несколько позже, когда уже переодевался в свою одежду.
Оказалось, что мужчина работал главным бухгалтером одного будапештского предприятия и совершил крупную растрату, за которую его должны были привлечь к уголовной ответственности. Чтобы избежать наказания, он решил бежать в Австрию вместе с женой и пятимесячным ребенком. Один из местных жителей за тысячу форинтов обещал перевести их через границу. Однако довел их только до болота, ткнул рукой, куда нужно идти дальше. Вот они и пошли…
– Бывают же такие мерзавцы! – воскликнул возмущенно Чупати.
– Проводника уже арестовали, – сообщил пограничник.
Одевшись и подозвав к себе верного Кантора, старший сержант сказал:
– Ну что, дружище, в этом болоте и тебе небось не сладко пришлось?
Насколько Кантору везло в работе, настолько он был невезуч в любви. За последние годы у него, правда, было несколько легких любовных похождений в дни, свободные от заданий, родилось несколько щенков, которые были похожи на Кантора и унаследовали от него ряд положительных качеств.
Однако для настоящей любви у Кантора не было ни времени, ни возможности. Внутренняя дисциплина и собранность, к которым пес привык во время работы, не позволяли ему тратить время на такие вещи.
С появлением же Лохмушки все изменилось: Кантор по-настоящему влюбился. Каждый раз, возвращаясь с задания, как бы поздно ни было, пес в первую очередь направлялся не к своей конуре, а к домику, в котором жила молодая собака. Кантору доставляло удовольствие хотя бы увидеть ее мельком, взглянуть, как она дремала, растянувшись в конуре. По утрам Кантору было особенно приятно слушать, как Лохмушка призывно лаяла, повернув голову в его сторону. Пес старался научить Лохмушку всему тому, что хорошо знал и умел сам, за что та платила ему подобострастным обожанием.
Султану тоже нравилась Лохмушка, однако
В начале сентября старшему сержанту Чупати было досрочно присвоено воинское звание «старшина».
Наблюдая за заигрыванием Кантора с Лохмушкой, вновь испеченный старшина радовался их дружбе. В мечтах старшина уже видел щенков от Кантора с Лохмушкой, которые бегали по двору, умножая собачье потомство части. Это были бы такие щенки, каких не сыщешь на всем свете, каких не стыдно показать на любой международной выставке служебных собак. Более того, старшина был уверен, что все призовые места заняли бы именно его собаки.
Однажды после обеда Чупати незаметно удалился домой, оставив Кантора в будке Лохмушки. Когда же часов в десять вечера Чупати был вызван на происшествие и пошел за Кантором, тот, как разъяренный тигр, бродил взад и вперед по конуре Лохмушки, которая безмятежно дремала в углу.
– Кантор, дорогой, не сердись на меня, что я помешал тебе, – сказал Чупати, – но нас вызывают на задание.
Как только старшина открыл дверь, Кантор выскочил из конуры и, потянувшись, бросился хозяину на шею.
– Соскучился, да? Ну ладно, пошли, нас с тобой ждут…
Напротив железнодорожного вокзала располагалось здание областной почты, к которому подходил один запасной железнодорожный путь, куда прибывали и отправлялись почтовые вагоны. Расстояние между почтой и путями было не более пятнадцати метров. Мешки с заказной корреспонденцией и ценностями переносили на руках. Поздно вечером прибывал лишь один поезд – из Будапешта, которым обычно привозили довольно крупные денежные суммы. Площадь перед вокзалом всегда была настолько оживленной, что никому и в голову не могло прийти, что здесь можно совершить какое-нибудь преступление.
О прибытии денег знало ограниченное количество человек, тем более что деньги, как правило, привозили в самое различное время.
Когда Чупати прибыл на место происшествия, там его поджидал начальник уголовного розыска старший лейтенант Шатори.
– Как дела? – спросил его старшина.
– Да вот, как назло, плотный туман. А у преступника двадцать минут форы.
– Посмотрим, – проговорил старшина, осматривая место преступления.
Почтовый служащий, несший в здание опломбированный почтовый мешок, получил сильный удар чем-то тяжелым по голове. На асфальте расплылось довольно большое пятно крови.
– Смотреть здесь нечего, идите по своим рабочим местам, – сказал Шатори работникам почты, которые столпились вокруг.
Осмотрев место преступления, Чупати сказал:
– Преступник не оставил здесь ни одной, даже самой маленькой, вещицы.
– Борьбы здесь не было… Преступник нанес удар, сбил служащего с ног, схватил мешок и бежать… – Шатори взглянул на часы: – Сейчас, я полагаю, сидит где-нибудь и мыкается: ведь он унес мешок не с деньгами, а с заказными письмами. Мешок, в котором находилось полмиллиона форинтов, нес другой служащий.