Кануны
Шрифт:
— На это, товарищ Миронов, отвечу я. — Микулин бодро тряхнул плечом. — Колхоз поначалу дело, конешно, добровольное. А в других местах оно добровольно-принудительное. Дак вот, чтобы нам до этого не доживать, бери ручку да макай в чернило. Подпишемся и покажем пример другим деревням.
— Значит, добровольное, — не унимался Евграф. — Теперь ты, Игнатий, скажи. Скажи, для чего нужен этот колхоз? И кому?
— У меня в докладе все было сказано, — брякнул Сопронов. — Ты что, хочешь антисоветский диспут?
— Нет,
— Правый уклон! — крикнул Игнаха. — Все это одне бухаринские реплики!
— Не знаю уж, бухаринские аль сталинские. Знаю только одно, что и лен мы сдаем весь через льняную артель.
— Верно! — послышались голоса сквозь одобрительный шум. — Не дает, вишь, и слова сказать, сразу «реплика».
— А ты скажи, скажи свою реплику.
— Да у его одна реплика: кулак, и крышка.
— Говори, Евграф Анфимович! Слушаем.
— Ну, а кредитка-то? — продолжал Евграф. — Разве кредитка-то против социализму?
— Видать, против, ежели прикрыли! — снова ощерился Сопронов.
— Это когда прикрыли? Ее и не прикрывали. Ну а машинное товарищество? А потребиловка? Да все мужики, все хозяйства поголовно в потребиловке, и взносы не силом платим. Не дай соврать, Николай Николаевич! Ну, вон коммуна у Митьки Усова расползлась, это дело ясное. А ведь маслоартель-то, наоборот, ширится и льняное товарищество. Дак на кой ляд еще какой-то новый колхоз? Разве сепаратор-то новый в Ольховице, да бык, да общая касса — это частная собственность? Вы бы лучше похлопотали, чтобы восстановить молочный пункт и в нашей деревне.
Микулин шептался о чем-то с Игнахой, Евграф совсем повернулся к ним боком, обращаясь к народу:
— Теперь, граждане шибановцы, скажите сами, кто я? Кулак или простой труженик? Мне вон и из газеты пришло разъяснение: кулаки — это те, которые сплоатируют наемную силу, скупают, перепродают и дерут втридорога. Скажите, была у меня наемная сила?
— Поторговывал! — подал голос Кеша Фотиев.
— Я, Асекрет Ливодорович, ежели продавал чево, дак все свое, а не покупное, своими руками выращенное. А у тебя в поле ничего не растет, на дворе не мычит, не блеет, дак тебе и продавать нечего!
— Вот и вся реплика!
— Правда, правда.
— Говори, Евграф!
— Нет, граждане, я все сказал, больше добавить нечего.
— Товарищи! Слово, та ска-ать, опять имеет уполномоченный района товарищ Сопронов, —
Сопронов вскочил:
— Товарищи! Мы тут много слушали всяких буржуйских слов. Для нас теперь ясно стало, кто чем дышит и кто куда клонит! Я, со своей стороны, уверен, что все разъяснения вам даны, и как коммунист, первый ставлю свою подпись. Вот!
Сопронов высоко поднял амбарную книгу и долго держал ее.
— Ставлю подпись и вступаю в колхоз.
— Тебе, Игнатей Павлович, полдела вступать, тебе все одно не пахать, — сказал Жучок издали, надеясь, что Игнаха не слышит.
— Вторым, товарищи, вступает Микулин Николай Николаевич и тоже ставит свою подпись.
— И этому полдела вступать.
— Весь колхоз из начальства, кто же работать-то будет?
— А Носопырь-то на што?
— Кеша, говорят, еще вчерась записался.
— Таню кривую ишшо надо, для приплоду чтобы.
— Товарищи, кто следующий? — звонко произнес Микуленок. — Давайте, та ска-ать, вопрос не затягивайте.
Сухая чистоплотная старушка Дарья Новожилова добросовестно, молча высидевшая все собранье в первом ряду, вдруг подала голос:
— Батюшко, Николаюшко, долго ли будешь таскать-то ишшо? Утром таскал-таскал, да и к вечеру. Ведь скоро и коровы придут…
Шум и хохот заглушили последние слова Новожилихи. Даже суровый Сопронов улыбнулся, правда, улыбнулся лишь одной половиной рта.
— Это, бабушка, только первая таска, — не смутился Микулин. — Вот будет вторая да третья ежели, те будут, та ска-ать, не чета этой.
— Ты кого пугаешь, товарищ Микулин? — встал вдруг Никита Иванович Рогов. — Это ты почему людей-то пугаешь? Ведь вы оба вроде с Игнахой наши, шибановские, вроде оба крещеные…
Словно огонь вспыхнул и пошел по сходу, тут и там заговорили все сразу, все зашевелились, бабы засморкались в платки, заговорили каждая что-то свое.
— Гоните их в шею! — кричал Павло Сопронов, который с чьей-то помощью тоже оказался на сходе. — Особенно этого… моего-то!
Кричала что-то и мать Микуленка, по-видимому, она тоже была против колхоза… Микулин поспешно закрыл собрание.
Поздним вечером, при свете висячей семилинейной лампы, стараясь Держаться между окон, в простенке, Сопронов приводил в порядок свои бумаги. Зоя давно спала за шкапом на примостье. Лампа коптила и начинала потрескивать, керосин был на исходе. Сопронов торопливо писал:
«Здравствуйте, Яков Наумович, сообщаю доподлинно о собранье по коллективизации в д. Шибаниха. Всего собралось сто двадцать взрослых крестьян, но колхоз организован пока из пяти хозяйств. Записались следующие:
1. Сопронов Сильвестр Павлович.
2. Микулин Ник. Ник.
3. Фотиев Асикрет Лиодорович.
4. Лыткин Миша».