Капер
Шрифт:
Чем хороша сейчас Голландия в военном плане — это тем, что с врагом трудно разминуться. Испанцы предпочитают передвигаться по суше, а из Гауды в Роттердам ведет всего одна дорога. Некоторые ее участки проходят по дамбам. Возле одной такой дамбы, которая была длиной метров пятьсот и отделяла неглубокое озеро от болота, я и решил встретить испанцев. С нашей стороны возле дамбы был жиденький лесочек. В нем вырыли окопы для карронад и стрелков из мушкетов и аркебуз, замаскировав их ветками. Листья еще маленькие, но закрыть надо всего лишь стволы, которые выглядывают из окопов. Десять карронад стоят справа от дамбы, десять — слева.
Оба
На первой практике был у меня боцман, у которого от укуса первой в году пчелы разносило пораженную часть тела. Пришли мы в Новороссийск, встали там, как судно-спасатель, на дежурство на месяц. Боцман поймал пчелу, заставил ужалить его в левую кисть. Через час она стала толще почти вдвое.
Пришел боцман к старпому и говорит:
— Случайно молотком ударил, в больницу бы надо.
В СССР на каждом предприятии была ежемесячная отчетность о производственном травматизме. Ежели такой имел место, трудовой коллектив лишали месячной премии и прочих материальных благ.
— Боцман, может, без больницы как-нибудь, а? Погуляй дня три. Если не заживет, отправим к врачу, — сразу предложил старпом.
Боцман поломался для приличия и согласился. Поскольку я был его единственным непосредственным подчиненным, а оставлять меня без надзора было рискованно для всего экипажа, три эти дня гуляли мы вместе. Погудели славно. Сейчас как вспомню эти дни, так вздрогну.
На противоположном склоне дамбы появились два всадника. Это наши разведчики. Они рысью скачут к нам. В эту эпоху каждый мужчина умеет ездить на лошади, но сразу заметно, кто проводит в седле много времени, а кто садится в него изредка. Нет у большинства голландцев, даже у дворян, «влитости» в седло, какую я видел у кочевников да и у латников еще век назад.
— Идут! — докладывает разведчик, улыбаясь так, будто к нему на свидание девки топают.
— Сколько их? — спрашиваю я.
— Много! Весь отряд! — уверенно произносит разведчик.
Образованных людей стало в Европе намного больше, но, по моему мнению, количество не умеющих считать тоже возросло.
— Разведка есть? — задаю я вопрос.
— Нет, — отвечает разведчик. — Все вместе идут, толпой.
— Обоз с ними? — спрашиваю я.
— Да, в хвосте тащится, — докладывает он.
Я предполагал, что обоз будет в середине колонны, поэтому приказываю перенацелить карронады и еще раз напоминаю расчетам, какая четная и стреляет первой, а какая нечетная и должна выстрелить второй. После чего занимаю позицию за деревьями возле дороги, откуда просматривается вся дамба.
Испанцы, действительно, идут толпой. Большинство без доспехов, в которых жарко и тяжело, но все с оружием. Две трети вооружены пиками и мечами, а у остальных мушкеты и аркебузы. Последние в загнутыми прикладами, которые надо зажимать под мышкой, из-за чего точность, и так низкая, становится еще хуже. Уверенно попадают в человека только метров с сорока-пятидесяти, не больше. Мушкетеры, которые упирают приклад в плечо и стреляют с опоры, попадают метров с семидесяти-восьмидесяти. Это, конечно, усредненные данные. Некоторые стрелки и с тридцати метров умудряются промазать по строю солдат, а некоторые угадывают одиночной цели в голову метров со ста. День выдался жаркий, испанских солдат разморило. Шагают медленно, строй не соблюдают, громко переговариваются. Отсутствие офицеров, дисциплины превратило лучших солдат Европы в шайку разбойников.
Я жду, когда до них останется метров пятьдесят, после чего приказываю горнисту:
— К бою!
Звучит резкий и короткий сигнал. На позициях справа и слева от дамбы быстро убирают маскировку, которая мешает стрелять.
Шагавшие впереди испанские солдаты остановились, соображая, что происходит, а задние продолжают идти.
— Нечетные орудия, огонь! — командую я.
Сигнал горна — и через несколько секунд десять карронад с грохотом выплевывают густой черный дым и заряды крупных свинцовых и чугунных шариков. В это трудно поверить, но по передней части колонны будто прошлась гигантская коса. Верх дамбы покрылся толстым слоем человеческих тел, которые, шевелясь, стонали, звали на помощь, матерились. Начинаешь понимать, почему в эту эпоху артиллерию считают богом войны. Во второй половине двадцатого века ее место займет авиация, а в двадцать первом — ракеты, беспилотники и прочий, летающий без человека металлолом.
Всё-таки испанцы не зря считаются лучшими пехотинцами. Внезапное нападение не ввергло их в панику, не заставило убегать. Они мигом построились и, выставив пики, быстро двинулись на врага, не обращая внимания на стрельбу наших мушкетеров и аркебузиров.
— Четные орудия, огонь! — скомандовал я.
Второй залп десяти карронад нанес еще больший урон, потому что испанцы стояли плотнее. Из продырявленных картечью тел на дамбе образовался длинный завал. Много убитых и раненых скатилось по склонам к озеру и болоту. Уцелевшие начали пятиться.
— Стрельба по готовности! — приказываю я.
Нечётные карронады, которые успели перезарядить, стреляют вразнобой, подгоняя испанских солдат, которые все быстрее отступают. Они огибают телеги, только въехавшие на дамбу, и бегут дальше. Возничие начинают разворачивать телеги. Места на дамбе мало, а убегающих солдат много и они нетерпеливы и безжалостны, сметают все на своем пути, поэтому три телеги съезжают на боку по склону, увлекая за собой упавших и бьющихся лошадей. Картечь и пули подгоняют отстающих.
Вскоре на дамбе и ее склонах остаются только мертвые и тяжелораненые. Уже никто не ругается и не просит о помощи, только стонут. Да раненые лошади ржут. Лошадей мне жалко.
— Добейте лошадей и солдат и уберите их с дороги, — приказываю я лейтенанту Бадвину Шульцу.
Его люди привычнее к такой грязной работе. Оставив в окопах пики и огнестрельное оружие, они выходят на дамбу. Спокойно и методично перерезают шеи раненым животным и людям. С первых снимают седла и сбрую, со вторых — доспехи, одежду и обувь. Трупы испанских солдат сталкивают в болото. Они быстро катятся по крутому склону, словно радуясь, что их оставили в покое. Позже с убитых лошадей снимут шкуры и вырежут лучшие куски мяса, а остальное скинут к человеческим трупам.