Капитализму в России не бывать!
Шрифт:
Обычно это объясняют тем, что Сталину нужен был именно хороший мастер репрессий, хотя такое утверждение вряд ли основательно.
Ведь Берия пришёл к руководству НКВД только в 1938 году. И он не только приостановил машину репрессий, но и выступил с инициативой сквозного пересмотра дел всех репрессированных за несколько предшествовавших лет. Хотя есть мнение, что это нужно было Берия для того, чтобы, бросив огромные силы чекистов на подобное занятие «эпохи раннего реабилитанса», затруднить выполнение ими текущих задач и тем ослабить советского государственного монстра. Достигнуты были и побочные эффекты. Во-первых, это возможность свалить все грехи на предшественника (Ежова). Во-вторых, рост авторитета среди чекистов (за счёт безжалостной чистки аппарата от тех, кто не верил в правильность и прочность курса на реабилитацию). Наконец, успокоение общественности и спад царившей стране в предшествовавшие годы шпиономании, тем более что уже ожидался поворот в отношениях с Германией в сторону дружбы. (Правда, Берия не одобрял сближение с Германией и считал, что не стоит подписывать пакт с Гитлером; при этом он не доверял также ни Англии, на Франции.)
Мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Репрессии ослабли, справедливость восторжествовала, насколько это было возможно, общественность успокоена. И в начале 1941 года НКВД разукрупняют, из него выделяют самостоятельный наркомат государственной безопасности, военную контрразведку передают в наркомат обороны. Казалось, звезда Берия закатилась: под его началом остались, грубо говоря, только милиция и пожарные команды. А он, говорят, был рад такому повороту событий, потому что сам же эти преобразования и предложил. Работой в органах он не просто тяготился, и давно. Он знал, что рано или поздно шефа органов безопасности самого отправят в расход и спишут на него все репрессии и прочие злодеяния. Поэтому, когда за ним осталось только руководство НКВД и на него ещё была возложена ответственность за работу оборонной промышленности, он был рад вдвойне: и освободился от опасной должности, и остался крайне нужным Сталину.
В июне 1941 года Сталин получает множество предупреждений о намечаемом Гитлером в ближайшее время нападении на СССР. Сведения крайне противоречивы, раздаются и успокаивающие голоса: не может Гитлер, не сумевший пока одолеть Англию, решиться на войну с такой могущественной державой, как СССР. И как раз 21 июня член Политбюро ЦК ВКП(б) Берия подаёт Сталину записку, в которой объявляет слухи о германском нападении ложными и провокационными.
Но 22 июня немцы нападают на Советский Союз. Сталин потрясён тем, что Гитлер его обманул, переиграл, но спокойно отдаёт распоряжения, будучи уверенным, что доблестная Красная Армия в ближайшие дни выбросит вон с советской земли наглых захватчиков. Ведь именно в этом убеждали его советские военачальники. «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом», — пели мы, мальчишки, в начале 1941 года.
Но события развиваются совсем иначе. Немцы стремительно продвигаются в глубь страны, руководство наркомата обороны даже не знает обстановки на фронтах, в плену оказываются сотни тысяч красноармейцев. Удручённый Сталин уезжает на дачу и пребывает там в одиночестве — как раз в тот момент, когда армия, партия, народ, страна ждут его слова.
И тут Берия находит способ вернуть своё прежнее влияние и даже усилить свои позиции в рядах советской правящей элиты. Говорят, именно он, вспомнив опыт Гражданской войны в СССР (а он во всякой ситуации изучал исторические прецеденты), когда всей жизнью страны управлял Совет обороны, предложил членам Политбюро поехать на дачу к Сталину с призывом взять всю полноту власти в свои руки в качестве председателя Государственного Комитета Обороны.
Известно, что Сталин не был обрадован, когда члены Политбюро явились к нему на дачу. Некоторые даже уверяли, что он испугался, думая, что его хотят отстранить от руководства и арестовать. Но когда он услышал, что предлагается создать ГКО, то спросил только, кто будет председателем. Услышав же, что власть останется у него, задал ещё один вопрос: кто станет членами ГКО. Тут Берия и назвал тех, кого включить в состав ГКО, в том числе и самого себя. Сталин согласился.
Война потребовала, чтобы все спецслужбы были собраны в единый кулак в составе НКВД. Члену ГКО, наркому внутренних дел Берия присваивают звание Генерального комиссара государственной безопасности, приравнивавшееся к званию Маршала Советского Союза.
Теперь Берия пришлось заниматься не реабилитацией жертв ежовщины, а ликвидацией вражеских шпионов и диверсантов и проведением диверсий, которые осложнили бы операции врага. Увы, многие работники, которые призваны были готовить к проводить такие диверсии, попали под молот репрессий, в том числе и во времена, когда НКВД возглавлял Берия. Нельзя не упомянуть и о том, что тогда отмечались многочисленные случаи, когда при отступлении наших войск врагу оставлялись невзорванными важные мосты через реки. Однажды при эвакуации были «потеряны» списки нашей резидентуры в тылу врага. Настораживали и иные промахи органов госбезопасности, но разбираться с этим Сталину, сверх меры загруженному руководством военными действиями, было некогда.
В октябре 1941 года, когда немцы стояли у ворот нашей столицы, Берия был единственным членом Политбюро, который считал, что Сталин должен оставаться в Москве. Он обещал Сталину превратить Красную площадь в аэродром, если обстановка потребует всё же эвакуации вождя. Тем самым он вновь оказался жизненно необходим Сталину.
В 1942 году на грани остановки оказалась работа железнодорожного транспорта, что грозило скорым поражением СССР в войне. «Железный нарком железных дорог» Каганович, в мирное время любивший рапортовать об успехах своей отрасли (а ему тогда давали огромные средства из бюджета), в военных условиях (когда нужно было использовать внутренние резервы) со своими задачами не справился. Возник вопрос, кого поставить во главе наркомата путей сообщения. В числе других называлась и кандидатура Берия, но он всеми силами от этого поручения отбивался, понимая, что с такой махиной, как железные дороги, он не справится. Наркомом на короткое время стал начальник тыла Красной Армии генерал Хрулёв.
А в 1943 году, когда стал очевидным коренной перелом в ходе войны, НКВД вновь был разделён, органы госбезопасности и военная контрразведка были выведены из его состава. Берия вновь остался руководителем милиционеров и пожарных, хотя в числе сопровождавших Сталина принял участие в работе Тегеранской конференции глав трёх держав. Именно там Сталин представил его главам союзных государств как «нашего Гиммлера».
Меня давно удивляли некоторые обстоятельства, связанные с судьбой сына Сталина Якова Джугашвили. Долгое время считалось, что Яков попал в плен к немцам, и Сталину было передано письмо от него. Думается, это тяжело отразилось на душевном состоянии Сталина. Дело было не столько в самом Якове (отец не очень жаловал своего первенца), а в том, что немцы использовали его имя, агитируя бойцов Красной Армии тоже сдаваться в плен. Недавно на основании графологической экспертизы было установлено, что письмо Якова отцу — фальшивка, искусная подделка. Берия, без сомнения, знал, какой душевной раной была для Сталина вся эта история. Почему же он, ас разведывательной работы, не предложил провести экспертизу тогда?
Звёздный час для Берия наступил в 1946 году. В СССР проглядели возможность создания атомной бомбы. И когда стало известно, что американцы вот-вот применят это оружие страшной разрушительной силы, у нас было принято решение немедленно развернуть работы по создание собственной атомной бомбы.
Был образован Специальный комитет при Совете Министров СССР. Во главе его Сталин поставил своего ближайшего соратника Молотова. Но дело шло плохо, Молотов с его пристрастием к бумажному, канцелярскому стилю руководства не находил общего языка с учёными-атомщиками. Берия искусно руководил потоками информации, пропуская к Сталину в первую очередь те документы и письма учёных, касающиеся атомного оружия, в которых отмечалась роль Берия и данных, полученных от разведки. (Первые разведывательные данные о ходе работ над атомным проектом в США были получены нашими чекистами ещё в бытность Берия во главе объединённого НКВД. Секретные данные передали западные учёные, страшившиеся монополии США в производстве атомной бомбы.) И Сталин вынужден был пойти навстречу учёным. 20 августа 1945 года он поставил во главе комитета Берия, согласившись освободить его от обязанностей наркома внутренних дел и назначив заместителем председателя Совнаркома СССР. Это было необходимо потому, что главе комитета подчинялись три важнейших отрасли народного хозяйства: энергетику, машиностроение и транспорт, не считая добычи сырья (в том числе урана и никеля).
Но почему учёные добивались назначения главой комитета именно Берия? Потому что академики того времени, особенно физики, в душе были диссидентами, и они чувствовали слегка диссидентский настрой Лаврентия Павловича. Академик Семёнов вспоминал, как в разговоре с ним об академике Капице Берия произнёс фразу, какую немыслимо было услышать ни от кого из ортодоксальных коммунистов: «Такой талантливый человек, а работает на большевиков». Позднее генетики, гонимые в Академии наук, находили приют в институтах, находившихся в ведомстве Берия. Поэтому для учёных Берия был «свой среди чужих» партократов. А учёным, непосредственно работавшим над проектом атомной бомбы, он в эти годы, когда во многих областях страны люди пухли и погибали от голода и даже бывали случаи людоедства, создал фантастически благоприятные условия, в том числе и снабжение «по потребностям». И за каждый успешный результат на них проливался дождь наград и премий. Наверное, можно поверить академику Игорю Васильевичу Курчатову, когда он говорил: если бы не Берия, атомной бомбы у СССР долго ещё не было бы. Но то же самое можно сказать о множестве других дел, возлагавшихся на плечи Берия.