Капитализму в России не бывать!
Шрифт:
В русском народе Берия видел лишь носителя рабской психологии, управлять которым можно лишь с помощью большой дубинки. И, соответственно, в большевизме и диктатуре пролетариата он заметил лишь одну, репрессивную, сторону.
Как ни рядился Берия в одежды верного ученика Ленина — Сталина, как высоко ни поднимался в партийной иерархии, он по своему мировоззрению остался мелким буржуа. В этом отношении показательны следующие примеры.
Сталин, видя, как рассыпается фронт в первые дни войны, в ярости спрашивал: «Где же этот ваш проклятый рабочий класс?» Он не мог понять, почему тысячи и тысячи бойцов и командиров отступают, даже убегают без боя, а десятки тысяч сдаются в плен. И Берия ему объяснял: потому что они не собственники. Если бы они владели собственностью, то сражались бы как львы.
Не знаю, почему Сталин не возразил ему: во французской армии было немало собственников, однако она не стала по-настоящему сражаться с немцами, а отдала свою страну под пяту оккупантов. Мелкий буржуа готов отстаивать свою собственность, когда покушаются непосредственно на неё, в одиночку, но о народе, стране, национальных интересах и национальном достоинстве у него голова не болит. С другой стороны, в России, когда на неё напал Наполеон, не только крестьяне, но и купцы, и дворяне жгли свои дома со всем имуществом, но не покорялись вторгшемуся врагу. Это сейчас у нас всячески насаждают идею о мелком собственнике как главной силе общества, но она до сих пор не очень приживается в России.
Берия, мечтая об установлении в СССР буржуазной демократии, делал ставку на советских солдат и офицеров, прошедших по дорогам войны не только своей страны, но и половину Европы. По его убеждению, эти люди, увидевшие, что «освобождённые» от ига капитала живут в свободном обществе и материально обеспечены гораздо лучше своих «освободителей», вернувшись домой, захотят перестроить жизнь страны на тех же началах, какие сделали западное общество богатым. Но, к его удивлению, советские люди, русские солдаты и офицеры не стали «новыми декабристами», они отнюдь не желали такой перестройки и не понимали тех, кто мечтал об установлении у нас западного строя жизни.
Советский строй даже в том несовершенном виде, в каком он сформировался при Сталине, оказался для русских людей гораздо более своим, чем желанный Берия строй западной демократии.
Если представить проблему в самом упрощённом виде, то она будет выглядеть примерно так.
Общества, цивилизации, экономические системы можно разделить на два типа — целеустремлённые и рыночные.
Общества, в которых люди вышли из животного состояния, стремятся стать лучше, совершеннее, справедливее, и потому у них есть идеал. Это и отличает человека, вышедшего из животного состояния, от человека, остающегося животным. Классики марксизма так и понимали коммунизм — «окончательный выход человечества из животного мира». Необходимость подъёма человечества на более высокую ступень нравственного развития — одна из центральных тем русской культуры, в особенности литературы. Герой рассказа Чехова «Дом с мезонином» страдал от того, что «человек остаётся самым хищным и нечистоплотным животным на земле».
В обществах целеустремлённого типа велика роль государства, экономики управляется централизованно. Но в них должна быть обеспечена и достаточная свобода личной инициативы, в противном случае они быстро вырождаются.
Общества же рыночные, в которых люди стремятся просто урвать всё, что можно, для себя, для своей семьи, для своей корпорации, по большому счёту представляют собой стада животных.
Целеустремлённые общества, в свою очередь, можно разделить на утопические, государственно-социалистические и реально-социалистические. К утопическим обществам можно отнести, в частности, коммунистические (по Марксу и по Ленину) и нацистские («Третий рейх» по Гитлеру). Государственно-социалистическим можно назвать советское общество при Сталине. Зачатки реального социализма прослеживались в России 20-х годов прошлого века — в период от ликвидации нэпа до установления сталинского режима.
Рыночные общества — это общества хищнические, даже если они государственно-рыночные (как на современном Западе) или с господством транснациональных корпораций (куда ведут мир современные глобалисты). В период упадка рыночные общества превращаются в бандитские (что мы видим на примере современной России).
От общества государственного социализма наша страна должна была идти вперёд, к обществу реального социализма. Берия же, как и все предыдущие и последующие реформаторы либерального толка, звал и тянул страну назад, к демократии западного типа, то есть обратно в животный мир. Следовательно, в политике он был реакционером.
Это делало Берия неадекватным стране, жизнь которой он собирался так круто перестроить. Поэтому можно быть уверенным в том, что если бы даже его не устранили, по большому счёту он не смог бы стать вождём страны, руководителем народа. Однако крови, при неблагоприятном развитии событий, он мог пролить много, попутно разрушив эту чуждую ему страну. А потому его устранение с политической арены СССР в целом надо считать положительным явлением.
Берия рассчитывал убрать своих коллег по руководству партией и страной, предварительно запугав их тем, что расскажет об их непосредственном и активнейшем участии в массовых репрессиях, и готовил новый съезд КПСС. Если бы его план удался, то мы услышали бы доклад не о враге народа Берия, а о врагах народа Хрущёве, Маленкове и других соратниках Сталина. Но он совершил ряд ошибок, и противники его опередили.
Нетрудно убедиться, что почти всё, что предлагал Берия, впоследствии осуществили частично Хрущёв, а остальное — Горбачёв и Ельцин. Не случайно и такой либеральный «реформатор», как Александр Яковлев, положительно оценивал многие шаги Берия. Значит, Берия был не продолжателем дела Сталина, а скорее предшественником Горбачёва.
Осталось проследить, как развивались события в стране и её руководстве после того, как суть затеянной Берия «перестройки» стала ясной остальным членам Президиума ЦК.
А табачок врозь
Первой дала трещину дружба Хрущёва и Маленкова. Сразу после вступления их на свои новые посты они держались на равных, однако постепенно Хрущёв стал, как принято говорить в таких случаях, всё больше «тянуть одеяло на себя». Сказать по правде, у него были для этого все основания.
Когда Хрущёв вернулся с Украины и снова стал первым секретарём парторганизации Москвы и Московской области, его поразило запустение подмосковных деревень, даже расположенных в часе езды от столицы. Маленькие колхозы, в которых если что и выдавали на трудодень, то сотню-другую граммов зерна, всюду царили бездорожье и повальное пьянство крестьян. Всё это было резким контрастом с колхозами Украины. А за сельское хозяйство отвечал в Политбюро Маленков, который в этом деле совершенно не разбирался.
Маленков считался вторым (после Сталина) человеком в партии, но он был типичный аппаратчик. «Писарь», — говорил о нём Сталин; дескать, резолюцию он вам напишет грамотно, а конкретное дело ему поручать нельзя, он его не знает. Это было не совсем справедливо. Ведь во время войны Маленкову, как члену Государственного Комитета Обороны, поручалось контролировать производство некоторых видов вооружения, а позднее, когда Берия возглавил атомный проект, Маленков отвечал за работы по созданию ракет. Но Хрущёв считал, что на этих участках работы Маленков чувствовал себя крайне неуютно. Хрущёв, бывший членом Военного Совета фронта во время Сталинградской битвы, видел, как Маленков, командированный Сталиным на Сталинградский фронт, показал свою полную некомпетентность в военных вопросах. Зато мастер аппаратной игры он был первоклассный, что часто воспринимается как отрицательная характеристика. Между тем для политика и организатора знание механики аппаратной борьбы совершенно необходимо. Хотя некоторые авторы именно Маленкова считают главным организатором «ленинградского дела» и ряда других подобных акций, что не прибавляло ему популярности в партии, он в первые месяцы после смерти Сталина сумел внести свой весомый вклад в обеспечение мирного перехода к последующим преобразованиям.