Капитализму в России не бывать!
Шрифт:
С подачи Хрущёва в колхозах отказывались от трудодня и переходили на денежную оплату труда. Однако деньги платили не за конечный результат, а за каждую отдельную операцию. В итоге денег на сельское хозяйство стало уходить больше, а ожидаемого эффекта не добились, потому что в реальном подъёме производства колхозники не были заинтересованы.
Это не помешало Хрущёву выдвинуть лозунг — «догнать и перегнать США по производству мяса и молока». Особое место в решении этой задачи он отводил расширению посевов кукурузы, в великих возможностях которой его дополнительно убедили встречи с американским фермером Гарстом.
Писатель Евгений Носов так показывал ошибочность расчётов Хрущёва:
«У нас коровы зимой часто содержатся впроголодь, у фермеров Запада она получает оптимальное количество корма надлежащего качества. У них ставка на индивидуальную производительность коровы, у нас на количество голов скота. По надоям одна их корова то же, что наши три. Значит, нам нужно втрое больше и коров, и помещений для них, и кормов. Словом, Кострома — не Айова. Но Хрущев этих доводов не слушал».
Под нажимом Хрущёва первые секретари обкомов брали повышенные обязательства по сдаче молока и мяса государству. Наиболее отличившийся руководитель рязанской областной парторганизации Ларионов был удостоен звания Героя Социалистического труда, а когда выяснилось, что его достижения основаны на жульничестве — скупке масла в магазинах и повторной сдаче государству, покончил с собой.
Как и следовало ожидать, поставленная Хрущёвым задача с треском провалилась.
Помимо повсеместного насаждения посевов кукурузы, программа «зеленой революции» Хрущева включала ещё и освоение целинных и залежных земель.
Против этой «великой» идеи выступали «в основном лишь те, кто впоследствии составил антипартийную группу» (т. е., надо полагать, они отстаивали идею преимущественного развития Российского Нечерноземья). Но где им было устоять перед бешеным напором Хрущева! В результате Казахстан, помимо свалки социальной и атомного полигона, закрепил за собой роль и свалки этнической, зато его северная часть была распахана и дала необычайный урожай. Правда, через пару лет плодородный слой был поднят ветрами и унесен прочь, и последствия этого стихийного бедствия сказываются до сих пор.
В связи с целинной эпопеей мне вспоминается ещё один случай явного вредительства, понятный мне как инженеру путей сообщения по эксплуатации железных дорог.
Мало было распахать целину и вырастить на ней урожай, его надо было ещё вывезти. Для этого было решено покрыть бескрайные степные просторы сетью железных дорог.
Некоторые кабинетные эксперты предложили Хрущеву в целях удешевления строительства проложить там узкоколейки. Дескать, очевидно, что построить узкоколейку дешевле, чем дорогу нормальной колеи. Хрущёв ухватился за эту идею.
Однако, как известно, абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Там, на целине, строительство, а тем более эксплуатация дороги широкой колеи обошлись бы дешевле.
Дело в том, что зерно нужно было вывозить в города, расположенные на общей сети дорог нормальной колеи. Значит, в пунктах стыка узкоколейки с дорогой нормальной колеи нужно было его перегружать из узкоколейных вагонеток в обычные вагоны, а ведь речь шла о потоках грузов в миллионы тонн! Строительство таких мощных перевалочных узлов обошлось бы в немалую копеечку.
Но и это ещё не всё. Само строительство узкоколеек, вопреки очевидности, обходилось много дороже, чем возведение дорог нормальной колеи. Местные грунты не подходили даже для сооружения земляного полотна, а уж крупных месторождений щебня или гравия, даже песка, необходимых для укладки балластного слоя, там не было. Значит, не только рельсы и шпалы, вагоны и тепловозы надо было на эти узкоколейки завозить по широкой колее и в перевалочных узлах (которые пока ещё отсутствовали) перегружать, но зачастую и землю для полотна. Нелепость такого решения была настолько очевидной, что специалисты говорили: «если уж вам взбрела в голову иметь на целине узкоколейки, разрешите нам построить там дороги широкой колеи — это будет намного дешевле и быстрее, а потом мы перешьём их вам на узкую колею». Несмотря на все эти доводы, было принято решение о строительстве узкоколеек.
Итог был вполне предсказуем. В первую же осень поток зерна уткнулся в хиленькие перевалочные узлы, и дороги остановились. Элеваторов на целине тоже практически не было. Убранный хлеб оставили в поле в буртах, и он почти весь пропал. И позднее пришлось эти узкоколейки перешивать на широкую колею, с громадными излишними затратами.
Вроде бы каждая отдельная идея Хрущёва была разумной, а в целом все его программы проваливались. Секретари обкомов рапортовали об увеличении посевов кукурузы, но машин по уходу за ней не было, а чтобы пропалывать её вручную, а на уборке рубить топорами, нужно было бы очень много рабочей силы. Поэтому кукуруза зарастала сорняками, и часто посеянное и выращенное уходило под снег.
Другие злоключения Хрущёва на ниве сельского хозяйства талантливо описаны в статье публициста Анатолия Стреляного в журнале «Дружба народов» (1988, № 11), из которой я возьму лишь несколько эпизодов.
«Американский фермер, который кормит полмира, обижается, когда его называют крестьянином. Крестьянин — это святой человек, но он может кормить только самого себя. Когда большинство населения сельское, города вполне могут жить тем, что упадёт (или схватят сборщики налогов) с крестьянского стола. Но когда страна делается городской, её может обеспечить не земледелец сам по себе, а деревня вместе с городом. Без городской науки и техники земледелец бессилен. Но и городская наука и техника бессильна без земледельца — такого, как Гарст, который держит подобно нашему министру личного секретаря, досконально знает, что такое гибридизация, может спроектировать и построить (на свои, естественно, деньги) семеноводческий завод…
Хрущёв попытался создать новое, небывалое сельское хозяйство, заменить одну цивилизацию — цивилизацию трав и паров — другой, более высокой — цивилизацией кукурузы, пропашных культур. Причём сделать это почти на пустом месте, без нужных машин, удобрений и гербицидов, без дорог, без надёжного тыла в виде складского и тарного хозяйства, комбикормовой промышленности, а главное — создать по команде, на основе сознательной исполнительности секретарей обкомов и райкомов…». А эти секретари вели себя как чужеземцы, которым приказано оставить после себя выжженную землю (ради выполнения плана по сдаче мяса хватали и отправляли на убой всякую скотину, какая оказалась доступной, не задумываясь над тем, как выполнять план в следующие годы). В итоге производство мяса, в первые годы нараставшее, затем вновь стало падать.
«Хрущёв не понимал психологии крестьянина, которому нужен огород, сарай, словом, хозяйство. А ведь Ленин завещал: никакого личного хозяйства…
Он любил сельское хозяйство, но крестьянину в рот не глядел. Он, Хрущёв, рабочий, носитель всего нового и передового, это они должны смотреть ему в рот и слушать, что он принёс…».
Специалиста отличает от любителя знание истории вопроса, всех сторон предмета, их взаимосвязи. А любитель выхватывает какую-то одну сторону, которая ему нравится, и игнорирует остальные, хотя они могут свести всё хорошее на нет. Хрущёв был именно таким любителем. Об американском сельском хозяйстве — высшем достижении человечества за всю его историю — он говорил: «никакой особой американской премудрости нет. Удобрений много вносят». А то, что за этим стоит целая высокая цивилизация, он не понимал.