Капитализму в России не бывать!
Шрифт:
Куусинен и стал покровителем Андропова. Во время Великой Отечественной войны Андропову приходилось принимать участие (скорее косвенное, потому что главную роль тут играли органы НКВД) в организации партизанского движения на оккупированной врагом территории Карелии. В 1944 году он стал вторым секретарём Петрозаводского (столичного!) горкома партии, а в 1947 — вторым секретарём ЦК КП(б) Карелии.
Как и почти все финны, Куусинен больше тяготел к западноевропейской, а не к русской культуре. До того, как стать лидером финской компартии, он долго был социал-демократом. Оба эти обстоятельства наложили неизгладимый отпечаток на его облик, политические взгляды и манеру мышления. Вероятно, он и в этом отношении оказал на Андропова сильное влияние.
Возможно, в 1951 году был уже согласован вопрос о скором переводе Куусинена в Москву. При его содействии Андропов был в 1951 году переведен в аппарат ЦК ВКП(б), где занял малозначительную должность инспектора (инструктора). Вряд ли он поднялся бы выше заведующего сектором, но тут с ним произошло событие, о каких говорят: «не было бы счастья, да несчастье помогло».
Счастливый билет
Неожиданно Андропова переводят в Министерство иностранных дел. Человек, пришедший не с улицы и не сразу после окончания Института международных отношений, а из ЦК КПСС, мог рассчитывать на карьеру по дипломатическому ведомству в самом министерстве. Но в 1953 году его назначают послом СССР в Венгрии.
С одной стороны, быть представителем СССР при правительстве братской социалистической страны — почётная миссия. Но, с другой стороны, для партийного функционера должность посла — это тупик. Часто послами назначали проштрафившихся партийных руководителей. Послами после смещения их с высоких постов были Молотов, Первухин, Аристов и многие другие неудачники. Трудно сказать, как бы кончилась карьера Андропова, если бы не контрреволюционный мятеж в Венгрии 1956 года.
В подавлении мятежа Андропов сыграл исключительно важную роль. При этом сполна проявились те стороны его натуры, которые недоброжелатели характеризуют как иезуитские. С лидерами венгерских либералов он вёл доверительные разговоры, говорил о доброжелательном отношении к проводимым ими реформам, заверял, что СССР не применит силу по отношению к их стране. А в своих донесениях в Москву писал о буржуазном перерождении этих деятелей, об угрозе контрреволюционного мятежа и выхода Венгрии из социалистического лагеря, о фактах расправы буржуазных националистов над честными коммунистами. Именно Андропов в наибольшей степени повлиял на принятие решения о вводе советских войск в Венгрию для подавления мятежа силой оружия. Андропов же предложил самую удачную кандидатуру нового первого секретаря Венгерской социалистической рабочей партии — Яноша Кадара, гораздо более приемлемого для партии и для общественности страны, чем прежний лидер — догматик Матиас Ракоши и на короткое время оказавшийся у власти авантюрист Имре Надь.
Пребывание в Венгрии много значило и для становления Андропова как личности. Я единственный раз был в Венгрии в 1965 году в краткосрочной командировке, но и то успел заметить, насколько венгры (эти потомки азиатов — гуннов) ощущали себя западноевропейцами, как трудно давалась им видимость доброжелательства по отношению к советским коллегам. А Андропов пробыл в этой стране четыре года, и именно там он приобрёл некоторое подобие европейского лоска и элегантности, которые потом так восхищали московских либералов.
Заслуги Андропова в разрешении венгерского конфликта были высоко оценены. В 1957 году его отозвали в Москву и назначили заведующим отделом ЦК, а в 1962 году избрали секретарём ЦК КПСС, ведающим вопросами взаимоотношений СССР с другими социалистическими странами. В его поле зрения находилась вся жизнь социалистических стран — от Албании, Югославии и ГДР на западе до Китая, КНДР и Вьетнама на востоке. И тут ему снова повезло.
Как раз в том же самом 1957 году Хрущёв совершил свой переворот и устранил из Президиума ЦК «антипартийную группу» — Молотова, Маленкова и Кагановича. Ему срочно понадобилось ввести в состав Президиума ЦК какого-то старого коммуниста, работавшего ещё с Лениным. Лучшей кандидатуры, чем Куусинен, для этой цели трудно было подобрать. Отто Вильгельмович стал членом Президиума ЦК и секретарём ЦК КПСС. У Андропова снова объявился высокий покровитель в высших сферах партийного руководства.
Однако в его карьере произошёл новый непредвиденный поворот.
Во главе КГБ
В 1964 году в результате заговора Хрущёв был смещён с постов Первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР и отправлен на пенсию (в том же году не стало и Куусинена). Первым секретарём ЦК стал Брежнев. Новый лидер принялся укреплять свои позиции в Президиуме ЦК, зная, что некоторые члены этого руководящего органа рассматривают его лишь как временную фигуру. Наибольшую опасность для Брежнева представлял тогда член Президиума и секретарь ЦК КПСС Шелепин, в прошлом первый секретарь ЦК ВЛКСМ. Вокруг Шелепина группировались другие выходцы из руководства комсомола, в том числе и председатель КГБ Семичастный, когда-то сменивший Шелепина на посту лидера ВЛКСМ.
Брежнев понимал, что не может чувствовать себя в безопасности, пока КГБ возглавляет его недоброжелатель. Он помнил, какую важную роль сыграл КГБ при смещении Хрущёва. Поэтому он вынашивал план замены Семичастного каким-нибудь человеком, в личной преданности которого он бы не сомневался. Воспользовавшись первым же попавшимся поводом (бегство из СССР дочери Сталина Светланы Аллилуевой), Брежнев в 1967 году провёл через Политбюро ЦК решение о снятии Семичастного с поста руководителя КГБ и о назначении на эту должность Андропова, который стал и кандидатом в члены Политбюро. Конечно, Брежнев себя подстраховал, назначив заместителями Андропова своих верных товарищей Цвигуна и Цинёва. Лишившись такой опоры, как КГБ, Шелепин потерял большую часть своего влияния, а вскоре был задвинут на политически малозначащую должность председателя ВЦСПС, затем отправлен на пенсию.
Традиционно считалось, что руководитель службы госбезопасности не имеет шансов стать в ряд политических руководителей страны. К тому же Андропов, хотя и стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1973 года и полноправным членом этого высшего руководящего органа, всё же оставался «чужим среди своих». Прогрессировавшая болезнь почек заставляла его вести жизнь аскета, придерживаться строгой диеты, а потому он оказывался «белой вороной» в среде высших руководителей партии и страны, любивших охоту, застолья и прочие радости жизни. И вообще, если Брежнев и другие члены высшего руководства ощущали себя частицами единого коллектива, то Андропов считал себя личностью. В душе он, видимо, презирал своих, по его мнению, недалёких коллег по Политбюро и ставил себя выше их в интеллектуальном и культурном отношении (сведения об этом проскальзывают в воспоминаниях его почитателей). Но внешне это никак не проявлялось, если не считать того, что у него ни с кем из них не сложилось доверительных товарищеских отношений. Он создавал себе имидж честного, умелого и преданного общему делу работника, в особенности лично преданного Генеральному секретарю ЦК. Он понимал, что малейший неосторожный его шаг может оказаться роковым, и если его снимут с поста председателя КГБ, то это будет для него уже полным концом политической карьеры.
Но и смириться со своим положением человека, отключённого от большой политики, он не мог. Чтобы создать предпосылки для реванша, ему надо было резко поднять роль и значение КГБ. Решение этой задачи было возможно лишь в обстановке создания атмосферы страха, проведения широкомасштабных операций по борьбе с врагами советского строя внутри страны и усиления международной напряжённости.
Враги советского строя, а особенно «агенты влияния» Запада, конечно, в СССР имелись, благоприятной почвой для них стала атмосфера всеобщего разложения, воровства и казнокрадства, которая складывалась в стране вообще и особенно в рядах правящей элиты по мере старения Брежнева. Ненавидели советский строй отпрыски деятелей партийной номенклатуры, либеральные, ориентированные на Запад интеллигенты. Но Андропов искал врагов совсем не там. Нередко он «искоренял» тех «врагов», которых сам же создавал.
Ранее уже говорилось о таком явлении общественной жизни в СССР, как «диссидентство». Действительными диссидентами была жалкая кучка полуинтеллигентов, мелкие антисоветские пакости которых широко освещались западной прессой, и вокруг них, не без участия органов КГБ, время от времени поднималась шумиха. А вокруг кучки «полудиссидентов» вроде поэта Евтушенко создавалась несколько иная атмосфера. С одной стороны, их вроде бы в чём-то притесняли, в чём-то ограничивали, их сочинения подвергали цензуре. А с другой стороны, им давали возможность свободно ездить за рубеж (иные из этих «страдальцев» побывали в десятках стран мира), где они якобы защищали Советский строй от нападок апологетов буржуазии.