Капитан 'Аль-Джезаира'
Шрифт:
– Ну слава Богу, кажется, удалось!
– воскликнул Роже, заметив издали, что незнакомец проявил-таки интерес к мальчику.
– Мама, он мне обрадовался. Только он не знает меня. Он сказал "Ливио", - трещал Клод, возвратясь к родителям.
– А что такое "Ливио"?
– Он даже заговорил?
Де ла Винь дрожал от возбуждения:
– Должно быть, ты ему очень понравился, Клод; ведь со мной-то он еще ни одним словечком не обменялся. Это ничего, что он тебя не знает, может, потом вы еще станете добрыми друзьями. Он сказал "Ливио"?
– Ладно, дядя Роже! И папу тоже примем в игру?
– А меня?
– лукаво спросила мать.
– Тебя нет. Ты боишься крабов и медуз.
Теперь важно было не спускать с больного глаз, и де ла Винь наскоро попрощался с гостями.
– Победа!
– ликовал юноша, приветливо, почти ласково глядя на спящего.
Вдруг больной встал с постели, осмотрелся вокруг широко раскрытыми, ищущими глазами, вытянул вперед руки.
– Ливио, мой сын! Ливио! Где? Ах!
– Он со стоном повалился назад в кресло.
В глазах де ла Виня потемнело. Победа... Какая уж тут победа! Все потеряно. Бежали секунды, минуты. Вдруг молодой француз вскочил, склонился над несчастным. И зачем только ты его тревожил, Роже? Зачем, зачем?
Он осыпал себя мучительными упреками: "Будь проклята шальная мысль, соблазнившая тебя вступить в эту отчаянную игру без совета врача и умелой помощи!"
После такой встряски больной уже никогда не придет в себя. Использовать так бездарно единственное средство!
И виноват во всем этом ты, Роже де ла Винь, ты, кому доверили больного. Что можешь ты сказать в свое оправдание? Нет, ничто не может извинить тебя.
Но я хотел спасти его, помочь, помочь!
Жалкие попытки заглушить растревоженную совесть...
Роже все еще стоял, склонившись над больным, все еще смотрел в его лицо. Юноша до глубины души был потрясен крушением своей попытки.
– Ну как он, месье де ла Винь?
– спросил появившийся в саду слуга. Он только что проводил семейство Мариво и теперь вернулся.
Вопрос слуги вспугнул тяжелые, полные упреков мысли, разогнал застилавшую глаза юноши пелену. Незнакомец - Роже склонился над ним еще ниже - не был без сознания и лежал вовсе не в прежнем оцепенении. Он спал!
Его лицо стало лицом живого человека. Будто и не бывало на нем прежней каменной маски. Теперь черты его разгладились, помягчели, мелькнула даже усталая, слабая улыбка. Всего лишь мелькнула, затем губы снова плотно сжались, словно спящий боролся с неистребимой болью.
Всю ночь просидел молодой француз у скорбной постели, а на другой день в бюро не пошел, послав туда слугу с извинениями.
Больной все еще не раскрывал глаз. Но ум его работал Об этом свидетельствовала мимика.
Ни малейшего
Напряжение ослабло. Спать, спать... Роже клюнул носом, но тут же вскинулся. Больного ни на минуту нельзя оставлять без присмотра. Пусть подежурит слуга.
– Разбуди меня сразу, если что изменится, - настрого приказал де ла Винь старому французу.
Время текло. Де ла Винь снова принял дежурство. Больной не просыпался.
Еще одна ночь. Может, влить ему в рот бульона? Нет, лучше не надо, а то еще разбудишь. Лучше не мешать ему. Говорят, что сон лечит. Сильно проголодается или пить захочет - сам проснется.
Под утро - дежурил слуга - больной пробормотал несколько слов по-итальянски.
– Месье де ла Винь, он говорит!
Роже сразу проснулся.
Это были бессвязные, непонятные слова, с долгими паузами между ними; потом больной встал с постели.
– Где я? Что со мной?
Слова звучали отчетливо, но французам были непонятны.
– Parlez-vous francais, monsieur? Je ne puis pas comprendre [Вы говорите по-французски, господин? Я вас не понимаю (фр.).].
– Да. Где я? Что со мной?
– повторил он по-французски.
– Вы у друзей! Не тревожьтесь!
Де ла Винь лихорадочно соображал. Теперь вперед, теперь сорвать пелену неизвестности! Он прекрасно сознавал таящуюся в этом опасность - ведь вновь обретенная память способна преподнести больному такое, что пойдут насмарку все столь счастливо завершившиеся труды. И все же он задал вопрос:
– К сожалению, мы не имеем чести знать вас. Как ваше имя?
– Луиджи Парвизи.
– Из Генуи?
Молодой человек задрожал от возбуждения. Значит, это и в самом деле тот человек, о котором писал дядя Ксавье!
– Верно, из Генуи. Но откуда вам это известно?
– Сейчас это не важно. Но так или иначе, я очень рад был узнать ваше имя. Разрешите и мне представиться: Роже де ла Винь из Марселя, в настоящее время - служащий компании по добыче кораллов в Ла-Кале.
– Очень приятно. Ла-Каль? Как я попал сюда? Что со мной, месье де ла Винь?
– Об этом после. Вы были очень больны. И наверное, вы проголодались и хотите пить? Что вам принести?
– Пожалуйста, не причиняйте себе хлопот; мне не хотелось бы быть вам в тягость.
К ним уже спешил слуга, предусмотрительно державший в последние дни наготове разные припасы.
За едой Парвизи пытался продолжать разговор.
– Не говорите ничего сейчас, - отбивался де ла Винь.
– Вам нельзя утомляться. Я говорил уже, что вы были очень, очень больны.
– Но я вовсе не чувствую себя больным. Так, легкая усталость.
– Тогда поспите еще. Я останусь с вами. И ради Бога, не волнуйтесь. Вы у друзей. Набирайтесь сил. Завтра часок-другой поболтаем. А сейчас вам нужен полный покой, синьор Парвизи.