Капитан чёрных грешников
Шрифт:
— Что ж, — сказал Рабурден, — как деньги получу, так ничего меня здесь больше не держит.
— А меня держит: у меня тут дом, и я хочу жить в нем спокойно. Поэтому прямо сейчас, как будем обедать, при женщинах вслух скажи, что уедешь сегодня.
— Пока деньги не получу — никуда не уеду.
— Я рассчитал всю комбинацию.
— То есть?
— Вот смотри. Сегодня вечером в Ла Пулардьере я встречаюсь с господином Феро.
— Когда точно?
— В восемь часов. Вещи у тебя нетяжелые — соберись и пойдешь со мной вместе.
— К господину Феро?
— Там подождешь меня у ворот. Выйду я от него при деньгах. Отдам тебе твои тридцать семь тысяч и провожу до парома Мирабо. Там дождешься, как проедет карета.
— Идет, — сказал Рабурден. — Я и сам уж хотел поскорей отсюда убраться, а тот этот болван-паромщик меня узнал — неспокойно как-то…
И он вернулся к своей работе.
Как и было условлено, за обедом Рабурден объявил о своем скором отъезде.
Николя Бютен — ему нужен был предлог для женщин, чтобы объяснить свою отлучку, — сказал на это:
— Я тебя провожу до дилижанса.
Остаток дня прошел без происшествий.
Вот только вечером, незадолго до часа ужина, хозяин Ла Бома поднялся к себе в спальню и заперся там.
Он открыл дорожный сундучок с разными морскими инструментами и достал оттуда нечто вроде тросточки из трех частей. Он соединил их, а на один конец привинтил какой-то медный шар.
Потом взял кузнечные меха и закачал через шар в тросточку воздух.
Эта загадочная операция продолжалась минут пятнадцать.
Закончив ее, Николя Бютен отвинтил медный шар, а на его место прикрепил набалдашник слоновой кости, так что тросточка стала казаться совершенно обыкновенной.
Но медный шар Николя положил в карман.
Потом он спустился в столовую, где уже был накрыт ужин.
Рабурден сложил свое шмотье в узелок, а узелок привязал к длинной палке.
После ужина Николя Бютен поднялся первым.
— Так ведь карета, милый, только через два часа, — сказала ему супруга.
— Ну да, — ответил Николя. — Только Рабурден в Мирабо кое-кому задолжал — вот заодно и отдаст долги.
И он вышел, уводя с собой и мнимого коробейника — к огромной радости обеих женщин.
XIV
Куда ты меня ведешь?
Так спросил Рабурден, когда Николя Бютен не пошел по платановой аллее, за которой начиналась тропа через виноградники, а свернул в другую сторону, за дом.
— Мы пойдем в Ла Пулардьер кружным путем.
— А почему?
— По двум причинам. Первая: нам спешить некуда.
— А другая?
Николя от всей души рассмеялся:
— Все-то ты хочешь знать. Ну да ничего, мы же расстаемся — что ж, давай расстанемся добрыми друзьями, как были прежде, чтобы секретов друг от друга не иметь.
— Так в чем же дело? — спросил Рабурден.
— Жена моя, сам понимаешь, ничего не знает.
— Еще бы.
— И знать не должна.
— Ну и что?
— А люди в Ла Пулардьере не должны догадаться, что у господина Феро для меня есть деньги.
— Согласен. Что дальше?
— Так что мы идем не в Ла Пулардьер.
— Вот как!
— А на одну фермочку минутах в пятнадцати отсюда: там господин Феро назначил мне встречу.
— Так хозяева же что-нибудь прознают.
— А там никто и не живет. Хозяйка весной померла, муж с детьми уехал, а новые фермеры еще не приехали. Там-то наш господин Феро и будет ждать.
Все это было изложено самым спокойным голосом, и сообщники продолжили путь по тропке, которая вела на север по совершенно безлюдным местам.
— А как называется эта ферма? — спросил Рабурден.
— Сой.
— Странное название, — сказал мнимый коробейник настолько спокойно, что стало ясно: он ничего не подозревает о коварном озерке.
Они немного помолчали, и Николя спросил:
— А пистолеты ты взял?
— Да нет, — ответил Рабурден, — я их уже несколько месяцев с собой не ношу. Мы же договорились, что будем жить как честные люди.
— Это верно, да.
— Да и зачем нам оружие с собой? Себе же во вред.
— Правда, правда… Так ты их дома оставил?
— Да я и к тебе их не брал — лежат дома, в Марселе. А палка у меня крепкая, в кармане нож острый — если что, сгодится.
— А у меня и ножа нет, — сказал Николя. — Только эта тросточка.
И они пошли дальше.
Виноградники остались позади. Началось чистое поле.
Было темным-темно, хотя на небе сверкали звезды.
Но в южном небе нет сероватой прозрачности северного. Когда нет луны, оно здесь темно-синее, почти черное, несмотря на мириады сверкающих звезд.
Время от времени Николя Бютен беспокойно озирался — быть может, опасался, нет ли в поле какого-нибудь припозднившегося крестьянина.
— Что-то долгие у тебя пятнадцать минут, — прервал молчание Рабурден.
Николя протянул руку:
— Видишь вон там, впереди, дубовую рощу?
— Вижу.
— Ферма прямо за ней.
— А…
— Там, в роще, меня и подождешь. А ферма еще шагах в ста.
У опушки рощи поле перешло в дикий луг, поросший вереском и лавандой, а тропка стала совсем узкой. Рабурден пошел по ней первым.
Тогда Николя Бютен немного приотстал, отвинтил от тросточки набалдашник, а на его место приладил медный шар, который лежал у него в кармане.