Капитан Филибер
Шрифт:
Пора? Пора!
— Михаил Гордеевич! Товарищи! Встречи хотел я — и только я, поэтому прежде всего хочу сказать вам всем большое спасибо. Надеюсь, все это не отнимет много времени…
Слова рождались легко, можно было не напрягать голос, меня не перебивали. Если бы не холод! Они его не чувствуют, для них день по-прежнему жаркий, правильный… настоящий.
Кому-то достается Звездный час. Мой час был Ледяным.
— Вы все знаете, что в стране идет Гражданская война. Но кровь, что уже пролилась — первая. В ближайшие месяцы заполыхает вовсю, погибнут не тысячи — миллионы. Я не стану пророком и не раскрою военной тайны, если скажу, что сейчас загорятся Волга и Сибирь.
Руднев и Ворошилов быстро переглянулись. Знают! Тем лучше.
— Когда идет война, о ее причинах быстро забывают. В бой ведут ненависть и жажда мести. В гражданской войне победителей не бывает, кто бы ни одержал верх, он получит разоренную обескровленную страну. То, что называют причинами: аграрная проблема, права фабричных рабочих, положение инородцев — все это можно решить без всякой войны. Более того, в мирное время реформы провести во много раз легче. Власть формируется свободными выборами — такая, какую пожелает народ…
Вновь остановился, глотнул ледяной воздух… Убедительно? Едва ли. «Дело не программах, дело в крови». Саша права.
— Но сейчас даже не это важно. На нашу землю пришел враг. Немцы у Луганска и Ростова. Большевиков обвиняли в Брестском предательстве, но сейчас с захватчиками сражаются именно они, не «белые». На Кубани Автономов пытается создать Народную армию, чтобы остановить врага. Удастся ли, не знаю, это не в нашей власти. Я предложил объединить силы Донецко-Криворожской республики и Войска Донского, чтобы задержать германские войска, не пустить их на Дон и в Каменноугольный бассейн. И те, и другие ответили «нет». Поэтому… Поэтому я попросил о встрече, чтобы вы сказали это друг другу в лицо. Повторите, товарищи и господа! Мы не хотим защищать Родину от врага, потому что слишком ненавидим своих же земляков. Мы отдадим оккупантам страну, но продолжим воевать друг с другом. Повторите, проговорите вслух, в полный голос — и постарайтесь понять, что это значит на самом деле. Господин Дроздовский! Товарищ Руднев! Товарищ Ворошилов! Вы клялись в любви к Родине, к ее народу — так скажите об этом еще раз! Скажите!..
Ледяной ветер. Ледяной холод. Ледяной час.
— Господа представители Донского правительства! Мы не отталкиваем протянутую руку, напротив, зовем под наши знамена всех, кому дороги интересы трудящихся, рабочих и крестьян России и всего мира. Мы призываем вас признать власть Советов и перейти на сторону народа. Не станем никому мстить, объединим армии и дадим отпор германским империалистам. Защитим наше Социалистическое Отечество! Но ни о каком сотрудничестве с контрреволюцией не может быть и речи, помещики, буржуазия и реакционное офицерство — враги трудового народа, мы будем сражаться с ними до последней капли крови! Господин Дроздовский, вы честно воевали за Царя. Возьмите теперь оружие, чтобы защитить трудовой народ!..
— Господа представители Донецко-Криворожской республики! Если вы еще не забыли, что вы — русские, дети России, если помните, на какой земли родились, если дороги вам могилы отцов и дедов, забудьте о страшной химере большевизма. Совдепия — не Россия, не Родина. Переходите к нам, мы никому не будем мстить, примем вас как братьев, как русских, мы создадим армию и освободим нашу страну. Но о сотрудничестве с большевизмом, с антинародной Красной армией не может быть и речи. Мы будем воевать, будем убивать и умирать, пока не очистим Россию от коммунистической скверны. Господин Руднев! Господин Ворошилов! Если вы честные офицеры, если вы честные люди — становитесь в ряды тех, кто защищает Родину!..
Ледяной час заканчивался. Холод уходил, таяли льдинки под ногами, повеяло привычным майским теплом. Вместе с морозом исчезал и Мир — сжимался, темнел, смыкался у самого лица. Пропал силуэт террикона, сгинула насыпь «железки», серым туманом подернулись лики тех, кто только что обрек себя и страну на повторение Истории, кто вернул Реку Времен в ее законное русло.
Тесно мне!
Я закрыл глаза, прощаясь с Миром. Тьма! Но сквозь мрак я вновь, в который раз, увидел знакомое мертвое лицо. Алексей Максимович Каледин смотрел, не мигая, в его недвижном взгляде не было ничего — ни сочувствия, ни осуждения. Он просто пришел, чтобы увидеть. Когда-то и Донской Атаман пытался воззвать к друзьям и врагам, убедить, усовестить. Тогда Война только рождалась, было еще не поздно. Не смог. Слова кончились, как кончаются патроны. Последним словом стал патрон. А я еще осуждал, вас, Алексей Максимович!..
Шагнул вперед, не открывая глаз — сквозь тьму, сквозь подступающую черную бездну, полную неизреченной боли.
Запрокинул голову.
— Спасибо, господа! Вероятно, я должен сейчас сказать, что неправ, может быть, даже извиниться. Вы потратили на меня драгоценное время, столь необходимое для Войны! Но я не стану извиняться. Я прав! Я прав! Я прав! Слышите? У меня просто не осталось больше слов…
«Номер один», карманный «Маузер» модели 1910 года. Привет, солдатик!
Целься в грудь Маленький Зуав! Целься!.. Это очень просто. «Пиф-паф!» — и всё.
Пиф-паф!
Он упал не сразу. Качнулся назад, выпрямился, несколько секунд постоял с прижатым к сердцу пистолетом. Наконец, рухнул — лицом в траву, словно кто-тот невидимый подтолкнул в спину.
Никто не сказал ни слова. Стояли недвижно. Молчали. Наконец, высокий человек в пенсне и мятой фуражке медленно, словно нехотя, шагнул к упавшему, присел рядом, коснулся пальцами запястья.
Подождал.
Встал, не спеша одернул китель.
Двое в светлой форме без погон ждали. Человеку в пенсне явно не хотелось ничего говорить, он поморщился, дернул сухими губами, но слова не шли. Наконец, выдохнул негромко, почти брезгливо:
— Все, господа. Переговоры, как я понимаю, окончены.
Люди в светлой форме переглянулись. Тот, кто был пониже ростом, подошел к телу, наклонился, скользнул пальцами по шее, нащупывая артерию…
— Вы правы, господин военный министр. Переговоры окончены.
Все было ясно, но никто не уходил. Ждали. Мгновения текли, несла свои воды Река Времен, трое, только что спрямившие ее русло, стояли у обрыва. Вода вскипала, пенилась, по серой поверхности неслышно скользили тени…
— Господа! — голос человека в пенсне внезапно разорвал тишину. — Если у вас еще осталась… Если… Этого не было, господа! Генерал Кайгородов погиб от случайной пули.
Невидимая Река зашумела, волны ударили в берега, плеснули прямо на желтую траву… Никто не заметил. Стояли молча. Думали.
— Товарищ Кайгородов погиб от вражеской пули, — невысокий в светлой форме говорил негромко, но в речи его звенел металл. — Он погиб за то, что почитал своим долгом.
— От немецкой пули! — тот, кто еще не произнес ни слова, подошел ближе, сдвинул фуражку на затылок, взглянул человеку в пенсне прямо в глаза. — Германские империалисты пытались сорвать переговоры о совместных действиях армий Каменноугольного бассейна и Дона. Мы отомстим за кровь товарища Кайгородова!