Капитан Филибер
Шрифт:
— Герольда пошлем к боль-ше-вич-кам-с? — мягко улыбнулся Згривец. — Не много ли чести для этих, растудыть-переятить хреногловых, в Параскеву Пятницу через орудийный канал…
Я задумался. Герольда? Можно и герольда.
«Капитану Филиберу.
Сердечно благодарю Вас и чинов Вашего отряда за присланные орудия. Постараюсь не остаться в долгу. Вас же, капитан, отныне считаю своим лучшим другом.
Ваш Василий Чернецов.»
Я спрятал записку обратно в карман, постаравшись не помять. Автограф! Хотел толкнуть
А на станции…
— Р-равняйсь! Смир-рно!
Я чуть не попятился. Незнакомый резкий голос, хриплый, словно после бронхита. Незнакомый парень лет двадцати пяти в короткой подшитой шинели. Слева, у сердца — солдатский «Егорий», не простой, с «веточкой». Офицерская фуражка, погоны — один просвет, одна звезда. Правый рукав шинели пустой. Была рука — нет руки.
— Товарищ старший военинструктор! Добровольческий отряд поселка Лихачевка…
Отряд? Человек тридцать будет, такое можно считать и отрядом. Все с оружием, пулемет… «Льюис»? Точно, образца 1915-го, с деревянным прикладом. Неплохо!
— …Прибыл для получения дальнейших распоряжений. Докладывал прапорщик Веретенников!
Левая, уцелевшая ладонь лихо взлетела к козырьку.
— Вольно, прапорщик!
Поглядел налево, направо поглядел… Кого ты привел, Веретенников? Троих здоровяков-диверсантов, победителей страшной «таньки», я узнал сразу, но остальные… Большинство в гражданском, однако трое в шинелях, вот и бушлат с бескозыркой…
— Мы — Социалистический отряд! — прохрипел прапорщик не без гордости. — Представители партий социалистов-революционеров фракции Чернова и социал-демократов объединенных. Мы не признаем узурпации власти фракцией Ленина и готовы воевать за демократию и Учредительное собрание!
Я невольно сглотнул. Хорошо, что фольклорист Згривец не слышит. Итак, ПСР-черновцы и РСДРП (о), по-простому — эсэры и меньшевики. Вот значит, как! В старых фильмах они все больше козлобородыми интеллигентами представлены, в пенсне и с зонтиками. Эти предпочитают «Льюис». Разумно, зонтиком Учредилку не защитишь.
— Здравствуйте, товарищи бойцы!
— Здра-а-а!..
Я прошел вдоль строя, вглядываясь в лица добровольцев. Пенсне никто не носил, очков тоже не было. У одного, с Георгиевской медалью на шинели, вместо левого глаза чернела широкая повязка. Возле бушлата остановился. Неужели флотский? Они же все — анархи, которые не большевики!
— Старший комендор Николай Хватков, — понял меня флотский. — Я, товарищ Кайгородов, с большевиками еще в июле дрался, в Кронштадте. Не подведу! Из Норденфельда, между прочим, с закрытыми глазами могу стрелять.
— С закрытыми не надо, — думая совсем о другом, откликнулся я. — Товарищи! Разбираться будем потом, сейчас вы найдете еще один вагон, желательно целый, прицепите к бронеплатформе и…
Вовремя, ох, вовремя! Даже не то хорошо, что у них «Льюис», а Чернов не договорился с Лениным. Местные! Эти парни — местные, они здесь все знают!
— Товарищи! — я отступил на шаг, окинул взглядом воинственных социалистов. — Даю вводную. С севера и юга мы отрезаны. Но в Донбассе… В Каменноугольном бассейне множество железнодорожных веток. Они ведут
— Так точно, товарищ старший военинструктор! — откликнулись из строя. — Я пять лет помощником машиниста работал, всё тут объездил. Свернем на старую ветку прямо за поселком — сто лет искать станут. А надо будет, возле самой Юзовки вынырнем. Не хуже, чем у зуавов в Алжире выйдет!
Этим, кажется, не придется рассказывать про «маленький и гордый народ». Грамотные они, эсэры с эсдеками!
Я поглядел вверх, в низкое серое небо. Что-то легкое, холодное коснулось лица, затем еще, еще. Снег…
— Ну что, товарищи Зуавы? По вагонам!..
И покроется небо квадратами, ромбами, И наполнится небо снарядами бомбами, И свинцовые кони на кевларовых пастбищах…Паровоз, сердитый американец серии «В», еще не успел остановиться, а из распахнутых дверей вагонов-«телятников» уже посыпались на перрон парни в черных бушлатах и знакомых бескозырках. Им не требовался первый класс для пущего революционного удобства. Как там у Винокурова? «Солдат храпел впервые всласть…» Эти выспались! Винтовки наперевес, бомбы при поясе, пулеметные ленты — крестом на груди. Вот и сами пулеметы, не один, не два. Десант по всем правилам!
Выскочили, ощетинились штыками… Остановились.
— Приготовиться! — негромко приказал командир Максим Жук. Я так и не понял, к чему именно. Шахтерский отряд стоял ровным строем вдоль платформы, но пять пулеметов — знакомый «картофелекопатель» и трофейные «максимы» — смотрели пустыми зрачками на резвых гостей.
Красная гвардия поселка Лихачевка встречала войска главкома Антонова. Мы тоже не подкачали: бронеплаформа, отведенная за водокачку, готова подать голос. Старший комендор Николай Хватков обещал не отходить от Норденфельда. Все в порядке, все по плану. То есть…
…Еле удержался, чтобы не потереть глаза. Да что они там? Я же не приказывал!..
На стальной башне — свежая белая надпись: «Сюзанна ждет!»
Матросы тоже успели осмотреться. Пулеметы смотрели прямо на нас, но никто не спешил. Еще успеем! И вообще, не по-русски это, чтобы с марша в бой. Сперва требуется козлом обозвать, фигу под нос сунуть…
— Ничего, порозумиемся, — уверенно заявил стоявший справа от меня дед-«партячейка». — Никуда не денутся.
Я кивнул. Договорятся, понятно, не дурак же Антонов, чтобы шахтерам войну объявлять. Мои Зуавы — иное дело. Но сперва надо выслать герольда.
— Пойду! — рассудил я. — Если что…
Про «если что» само собой вырывалось, красоты ради. Нет, не станут стрелять, не объяснившись. Вот, кажется, и переговорщики. Двое? Двое…
— Пошел!
Встретились как раз напротив крыльца, ведущего в никуда — в сожженное дотла станционное здание. В дальнем углу еще что-то дымилось.
Двое смотрели недобро. Ждали. Кому первому представляться? Наверно, мне. Они — гости.
— Капитан Филибер. Добро пожаловать, товарищи!..
Руку у козырька кожаной фуражки опускать не спешил. Пусть ответят!