Капитан Филибер
Шрифт:
— Чего вы творите, Хивинский? Хоть бы командовали по уставу!
— Так… Николай Федорович, показательная атака. С песней. А устав… Я же «николаевец», инженер, сами говорили, откуда мне устав знать? Но ведь слушают. Глядите, какая красотища! Сколько нас было, а? А теперь — восемьдесят сабель, казаки-добровольцы. Сами пришли, понимаете? Сами! Из меня, конечно, кавалерист…
— Как ты когда-то мне лгала, Как ты когда-то мне лгала, Что сердце девичье свое давно другому отдала. А я не думал ни о чем, А я не думал ни о чем, Я только трубочку курил с турецким горьким табачком.— Я тоже, Михаил Алаярович, «мерина» от «форда» не отличу, но вот юнкер фон Приц очень интересуется: отчего это вы без стремян ездите?
— Ой, в самом деле? Совсем забыл. Спасибо, что напомнили, Сергей. А то я, как в детстве. Была у меня, знаете, такая деревянная лошадка…
— Я только верной пули жду, Я только верной пули жду, Чтоб утолить печаль свою и чтоб пресечь нашу вражду. Когда мы будем на войне, Когда мы будем на войне, Навстречу пулям полечу на вороном своем коне…— Сотня! Чего ползете, как тар-р-раканы? Марш-марш! Ура!.. Рубай в кровину мать!.. Коли!..
— Ура-а-а-а-а!.. Ура-а-а-а-а-а-а-а!..
— Ну вот, Принц, я же вам говорил… Михаил Алаярович, между нами… Что вы кричали… сидя на деревянной лошадке? «Алла»?
— Нет, Николай Федорович. «Алла» — это «муслим», мусульмане. Надо кричать «чар-яр»! Но поскольку я по своим взглядам скорее дарвинист… Кстати, к нам в отряд прислали священника. Отца Серафима.
— В к-каком смысле — священника?
— Когда мы были на войне, Когда мы были на войне, Там каждый думал о своей любимой или о жене…За эти недели я вспомнил Донбасс — страну детства, куда я ездил каждое лето, пока была жива бабушка. Он не был той сказкой, которую я придумал для наивного, хотя и недоверчивого Принца. Терриконы — черные и рыжие, четырехугольные силуэты копров, стук вагонеток, одноэтажные дома за дощатыми заборами, серьезные неулыбчивые люди с черными пятнышками угля, навеки въевшегося в кожу. Каменноугольный бассейн зимы 1918-го не слишком отличался от того, что медленно, обрывками всплывал в памяти. Не было лишь привычных «хрущовок» — и красных звезд над братскими могилами. Не было бетонного солдата у шахты «Богдан», в чьи черные глубины нацисты сбросили прадеда. Страшная, горькая история этой земли только начиналась, чтобы закончиться уже в мои времена — брошенными шахтами, вымерзающими зимой городами, в которых доживают свой век потерявшиеся всякую надежду люди. Все это еще впереди. Война и беда первый раз заглянули в край терриконов. Пока еще робкой неуверенной поступью, отблеском кровавой зари, отголоском дальней канонады, сухими залпами самых первых расстрелов.
И покроется небо квадратами, ромбами, И наполнится небо снарядами, бомбами. И свинцовые кони на кевларовых пастбищах…Мы делали, что могли. Зуавы держали свой Миус-фронт.
С начала января Антонов и Сиверс начали осваиваться на «железке» основательно, ставя на станциях комендатуры и размещая гарнизоны в крупных поселках. На магистрали мы уже не решались показываться без особой нужды — пять бронепоездов с тупым носорожьим упорством ходили от Харькова до Миуса, выслеживая неуловимую «Сюзанну». Все еще неуловимую — мы уходили все глубже в лабиринт одноколеек, ведущих к дальним шахтам, пряча следы, разбирая за собой пути. И все равно каждую неделю приходилось хоронить погибших. Пока еще со всеми церемониями, с залпом в низкое зимнее небо и деревянным крестом. Пока еще…
После очередного боя, в котором штабс-капитану Згривцу удалось-таки серьезно потрепать отряд «красного казака» Подтёлкова, пришлось забраться совсем в глушь, за маленький безлюдный поселок между двумя шахтами, тоже пустыми, закрытыми еще до Германской. Недостроенная краснокирпичная коробка станции, десяток хат вокруг, редкие черные деревья вдоль невысокой насыпи…
— Здравие желаю, товарищ капитан! С прибытием!..
Лабораторный журнал № 4
15 марта.
Запись седьмая.
Журнал № 1 дочитан. К сожалению, Первый быстро забыл его назначение. Чем ближе к концу, тем больше исключительно личных записей, о подготовке к эксперименту сообщается урывками. И это очень жаль. Каждый из нас должен думать о том, кто будет следующим. Именно для Пятого и всех остальных я систематизирую сведения по Q-реальности, которые удается собрать.
Перед началом опыта (в Журнале № 1 употребляется термин, принятый у DP-watchers — «погружение»), Первый разместил итоговую Таблицу, однако не заполнил ее до конца. С таблицей буду еще разбираться. Формула же самого «погружения» у Первого такова: QR-0-0. Все просто — Q-реальность, соответствующая моменту «погружения» («0») без всяких изменений (второй «0»). На самом деле, конечно же, изменения имеются, причем немалые. Первый отправился в собственное Будущее здоровым человеком, практически застрахованным от крупных неприятностей. Сам Первый употребил известную формулу из компьютерной игры: IDDQD.
Эксперименты по созданию Q-реальности показали, что одно лишь изменение личности «наблюдателя» (привет Эверетту!) искажает известную нам Историю. Чаще в мелочах, но иногда очень серьезно. Брэдбери со своей бабочкой в чем-то прав.
Итак, Первый предпочел обойтись без экзотики и просто прожить в своей Q-реальности еще какой-то срок. По возвращении он много бы мог рассказать о Будущем, но этого не сделал, отметив ниже лишь время окончание опыта (реальное время «погружения» — восемь минут). Беда невелика, пока все «путешествия» в Будущее давали очень экзотические прогнозы, никогда, однако, не подтверждавшиеся на практике. Наш истинный мир все-таки сложнее Q-реальности, так что Первому предстояло увидеть не истинное Будущее, а некий личный его вариант.
Это тоже, конечно, интересно, но никаких комментариев не последовало. Через полгода (выше я ошибочно указал год) он вновь решился на «погружение». На этот раз записи очень короткие и малопонятные. Итоговая Таблица и формула отсутствуют, указана лишь дата. Судя по всему, Первый не вернулся.
Кто знает, может, он все-таки решился — и отправился к Александру Сергеевичу? Если так, то Первый большой молодец, но записи все-таки делать надо.
Еще одна проблема, в решении которой Первый мог бы поспособствовать (но не стал!): ощущение человека после возвращения из Q-реальности. Что останется в памяти? Сон? Неясные обрывки? Или напротив, Q-реальность станет настоящей жизнью, после которой начинается «тот» свет? Первый смог прожить полгода без особых проблем с психикой. Его второе «погружение» было связано с резким ухудшением здоровья.
Остается пожелать ему счастливой жизни в его неведомом далеке.
Журнал № 2. Первое впечатление, о котором я писал выше, подтвердилось. Его автор — Второй — человек весьма озлобленный на жизнь. Он, как мы все мы, серьезно болен, но причина не только в этом. Отсюда субъективное, мягко говоря, отношение ко всему, в том числе к самому эксперименту.
Тем не менее, записи Второго очень интересны. Кое-что попытаюсь свести воедино, а в случае необходимости — процитировать.