Капитан Филибер
Шрифт:
«Ах, русское солнце, великое солнце… Раздайте патроны, уж скоро граница, а всем офицерам надеть ордена…» «Белых» нет! И не будет. Не пройдут «дрозды» по моему Харькову, не ворвется шкуровская конница в Новосиль, не сцепятся бредовцы с галичанами Кравса прямо на древнем Крещатике, не возглавит Кутепов РОВС, и РОВСа тоже не будет…
— Знаете, Николай Федорович, после сегодняшнего, после этого протокола… Вот вы, извините, «Шустовым» успокоились, а я иное предлагаю. Надо не только разведку создавать, но и Чрезвычайную комиссию. Мне большевистский образец нравится, особенно право выносить внесудебные
— Цветок душистых прерий, Лаврентий Палыч Берия… Ох, Сергей, хорошо, что вы еще не генерал!
Михаилу Васильевичу Алексееву спасибо, спас старик Сашу, лучшую свою разведчицу Ольгу Станиславовну Кленович, не взял с собой в Ледяной на верную смерть. Может, и не думал ни о чем подобном, «добровольцы» нас, поди, самоубийцами считали. Все равно — спасибо, увижу, лично скажу. Если не погиб старик, конечно. Вот уж кому не позавидуешь! Пережить всех, потерять всё…
«Я все равно паду на той единственной гражданской…» И тут вы не правы, Булат Шалвович, как и с вашей romantisme fangeux. Не единственная, выходит, Гражданская! Теперь она другая — неизвестная, непонятная…
Другая Война. Прощайте, Голицын!..
«Четвертые сутки пылает станица, потеет дождями донская весна. Раздайте бокалы, поручик Голицын. Корнет Оболенский, налейте вина…»
— Да не гоните вы, Николай Федорович!
— Да не гоню, Сергей, не гоню!.. Река времен, глагола звон…
Он знал, что в маленькой комнатушке темно, даже окно занавешено, неизвестно кем, неизвестно когда. Светомаскировка — загодя, за четверть века до первых «юнкерсов» над донской степью. Но свет ни к чему. Три шага вперед, шаг влево, шаг вправо… Влево незачем, там только стена с маленькой иконой Троеручицы. Лампада давно погасла, выгорела. Некому зажечь, днем в комнате пусто, и вечером пусто, и ночью. Только под утро…
Белый флигелек на больничном дворе, крыльцо, три скрипучие ступени. С первой же услышать можно — если не спать. Но в комнате спят, дежурство кончилось после полуночи, раненых много, сестры милосердия еле справляются.
Уже ступив на первую ступеньку, он вспомнил о цветах. Мысль сразу же показалась нелепой. В полусожженом после трехдневных боев хуторе цветов не было, там же, откуда он вернулся, от травы несло трупным тленом.
Он не хотел думать о смерти. Хотя бы сейчас, в эти минуты. Вторая ступенька, третья… Все-таки жаль, сейчас не подаришь, завтра забудешь… А потом? Будет ли «потом»? «Старый танковый ров, где твои соловьи? Танго слушает век-волкодав…»
Нет, не думать!
Открыл дверь, поглядел в густую темень, вдохнул поглубже.
— Забыл цветы. Извини!..
— А я собрала. Желтые, правда, зато настоящие. Филибер!..
Свет не нужен, глаза можно не открывать. «Загорится жизнь в лампочке электричеством, прозвенит колесом по листам металлическим…» Пусть себе загорается и звенит, пусть даже «юнкерсы» прилетают, аллах акбар с ними со всеми!.. Три шага вперед, шаг направо, топчан у самого окна, узкий, не шире вагонной полки…
— Ты — тиран, Филибер! Из-за твоей прихоти даже не помылась, я вся — сплошная антисанитария, это ужасно, о таком даже в книжках французских не читала. А ты…
— …А я не хочу нюхать мыло. Вот такой, понимаешь, изврат, товарищ прапорщик. Заодно рад сообщить, что я опять живой, и ты живая, и оба мы… Саша, я… Погоди, погоди, китель!.. Тут какой-то крючок, я его, заразу, сейчас оторву…
Лабораторный журнал № 4
22 марта.
Запись четырнадцатая.
Провел не меньше трех часов в тире, посвятив часть времени изучению чудовища по прозвищу «Кольт» (точнее — «Кольт-Браунинг» образца 1895/1914 годов). По сравнению с пулеметом Владимирова — ничего особенного, разве что вдохновляет рычаг-поршень под ствольной коробкой. По замыслу конструктора он поворачивается при каждом выстреле, приводя в действие механизм перезаряжания. Насколько я помню, такая система называется «бешеный маятник». Палец подставлять не рекомендуется!
Петр Леонидович намекнул, что из «этого» можно и пострелять.
Необходимая оговорка. Заверяю Пятого и всех остальных, что не являюсь любителем плюющихся огнем железяк. К ним я скорее равнодушен. Однако, пройти мимо артефакта, который сам по себе История, трудно. Американский пулемет Первой мировой в нашей глубинке! Многое, многое ему пришлось повидать. А уж его повидали!..
Стрельбой увлекался в школе и в университете, даже ходил на секцию. После того, как пришлось надеть погоны (пусть и ненадолго), все, связанное с военной службой, быстро опротивело. Стрельбу я забросил и не вспоминал много лет. Сейчас решил вспомнить — не иначе позавидовал прыгучей Гамадриле.
Кстати о ней, о Гамадриле, у которой имелись «в натуре соображения», как выиграть Гражданскую войну. Могу сообщить достойному примату, что он отнюдь не одинок. «Соображений» масса. Начали соображать еще битые генералы-эмигранты, крутившие баранку в парижских такси. Если бы Третья дивизия вовремя совершила марш, а Вторая не проспала атаку!.. Интеллектуальный штурм продолжается по сей день, духовные правнуки господ белогвардейцев все не успокоятся, планы строят — не иначе в предвкушении Машины Времени.
Отчего наши доморщенные «белые мстители» уверены в успехе? У Деникина не вышло, у Колчака по лучилось, у Юденича с Унгерном тоже полный афронт. Считают себя умнее? Рассчитывают, что «знают, как было дальше»? Но первое же изменение Истории полностью смешает все карты, и действовать придется с чистого листа!
Один из исследователей «той единственной» (Н. И. Комендровский) попытался собрать эти перлы воедино. Не удержусь и процитирую. Итак, рекомендации по уничтожению злокозненных большевиков:
1) Разгром Петроградского восстания. Генерал Алексеев деятельно готовился к отпору большевикам еще с августа 1917 года. Если бы Алексееву удалось поставить под ружье все 5 000 человек и действовать в тесной связи с Временным правительством, возможно революцию удалось бы подавить в зародыше.
2) Наступление Керенского-Краснова под Гатчиной в конце октября 1917 года. Концентрации войск у Краснова мешал саботаж железнодорожников. Если предположить, что проблему перевозок удалось решить, тогда у Краснова собралось бы достаточно сил для взятия революционного Петрограда.