Капитан мародеров. Демон Монсегюра
Шрифт:
– Все ясно, дорогой мой Огюст, не продолжайте… Забудьте все, как кошмарный сон. Вы знаете о гибели высшего состава Инвернесс?
– Да, монсеньор, я имел дерзость проникнуть в лабораторию и застал там страшное зрелище…
– Как я раскаиваюсь, что не смог предотвратить гибель своих собратьев… – сокрушенно произнес де Молэ. – Я неоднократно предупреждал отца Леопольда: подобные опыты опасны и до добра не доведут. Поверьте мне, шевалье, последствия опытов еще дадут о себе знать. Увы, но доподлинно неизвестно, что за существо блуждает по подземельям замка.
Великий магистр тяжело вздохнул. Невольно Огюст подумал о многочисленных испытаниях, выпавших на долю его патрона – не каждый их сможет выдержать. Де Молэ сильно постарел, его белые, как лунь волосы изрядно поредели, местами обнажив кожу головы. Руки его, которые он имел привычку скрещивать на груди, напоминали узловатые ветки дерева. Глаза поблекли, кожа на лице стала похожа на старинный пергамент. Но при всем этом он сохранил ясность ума и силу воли.
Де Молэ пристально воззрился на Огюста и тихо спросил:
– Что с ритуальной чашей ордена?
– Она в целости и сохранности, монсеньор, ибо так и не появился достойный приемник… Она здесь, в Инвернесс, хранится среди моих вещей.
Де Молэ удовлетворенно кивнул.
– Принесите ее мне. Я хочу ее видеть…
Огюст поднялся и откланялся, поспешив выполнить пожелание великого магистра и как можно скорее вернуть ему чашу. По пути в свою келью, он размышлял: может быть показать патрону статуэтку Бафомета? Возможно, тогда де Молэ объяснить ему: отчего чаша и статуэтка так схожи?.. И обе имеют одинаковое название – Бафомет…
Но вскоре, возвращаясь в покои великого магистра, держа чашу в руках, Огюст решил все же умолчать о статуэтке.
Вернувшись, шевалье невольно обратил внимание на то, что монсеньор всецело поглощен чтением некоего старинного фолианта с изображением карты материков.
Работа в скриптории не клеилась, братья лишь создавали вид занятости. Даже брат Ромуальд вяло реагировал на происходящее, погруженный в свои мысли. Никто ничего не обсуждал, все хранили напряженное молчание.
После обеда всех братьев собрали в зале одной из библиотек. Отец Климентий поведал собравшимся:
– Братья! Хочу сообщить вам решение высшего состава Инвернесс. Мы единодушно пришли к выводу, что прежние опыты будут полностью прекращены. Вход в подвал замка строго запрещен, ибо подобные посещения не безопасны для жизни, и мы не знаем, что за существо там обитает. По замку советую перемещаться по двое-трое человек, на ночь двери келий прочно запирать, в арсенале всем без исключения получить оружие и кольчуги. Мы должны быть готовыми ко всему!
Братья внимательно выслушали отца Климентия, не задавая лишних вопросов. Все прекрасно понимали, что имеют дело не просто с врагом, а с неизвестным врагом. Монахи замка в прошлом были рыцарями и при встрече врага лицом к лицу на поле боя могли дать достойный отпор, но в данном случае столкновение может произойти с «нечто», и как оно себя поведет, не знал никто. Братья договорились ночевать в кельях по двое в целях безопасности: один спит, другой дежурит с оружием наготове. Замок Инвернесс перешел на военное положение.
…Прошло почти пять месяцев. Наступила зима. Над озером по утрам висел густой туман. Инвернесс жил в постоянном напряжении. Монахи спали, ели, работали с оружием в руках. Настораживало и то, что драконы в озере не появлялись. Обитатели замка недоумевали: куда те могли деться?
У Огюста созрела своя теория на этот счет. Он пришел к выводу, что водяные драконы перебрались в пещеры, расположенные под горой, вероятно, и «трехрогий», что расправился с отцом Леопольдом и его помощниками, там же. Питались монстры, наверняка, рыбой, ведь ее в озере более чем достаточно. «Трехрогий», возможно, плавать не умел, но водяные драконы в состоянии приносить ему пищу. Если же монстры разнополые, то вероятность появления потомства велика. И тогда – жди беды.
Своей теорией Огюст ни с кем не делился, дабы не сеять смятение в души собратьев. Но был уверен, что настоящие проблемы еще впереди.
В середине декабря, сильно похолодало, и озеро Лох-Несс покрылось толстым слоем льда. Таких морозов не помнил никто из братьев-монахов. Отец Климентий прожил в Инвернессе тридцать лет, озеро никогда полностью не замерзало за эти годы. Огюст понимал: теперь монстрам станет холодно и голодно. Все складывалось крайне неудачно…
В келье Огюст ночевал один, отказавшись от компании, ибо опасался, что собрат может ненароком увидеть Бафомета. Ему хотелось избежать лишних объяснений, тем более при такой нервной и напряженной обстановке.
В конце декабря по решению отца Климентия выставили вооруженную охрану во дворе около входа в подвал. За дверью явно что-то происходило, слышались страшные протяжные, леденящие душу, звуки. Затем последовали периодические удары в дверь. Охрана была готова к тому, что «нечто» вырвется наружу, и задешево свои жизни никто отдавать не собирался. Обстановка накалялась…
Все это время Огюст не виделся с монсеньором де Молэ, к сожалению, не было времени. Постоянное напряжение и военное положение в замке не способствовали общению и между братьями. Они почти не разговаривали, каждого одолевали тревожные мысли.
Наконец, «терракотовые» братья приняли решение замуровать дверь. Но чем? Нужен камень! Для того, чтобы его добыть необходимо время и люди. Части монахов придется покинуть замок и заняться добычей камня в горах, а затем и его перевозкой. Установившиеся холода значительно замедлят работы, а за это время может случиться в замке все что угодно.
По распоряжению отца Климентия, двадцать монахов ушли в горы добывать камень. В замке осталось пятнадцать монахов. В скриптории фолиантами никто не занимался, работа была окончательно заброшена.