Капитан Проскурин. Последний осколок Империи на красно-зелёном фоне
Шрифт:
Январь 1920-го. Крым
Мария Удянская приходила дважды, приносила пироги. Павел разламывал, но ничего не было. В третий раз Мария принесла жареную рыбу, целую. Записка!
Пашенька, в городе все настроены против вас. Армия тоже. Май-Маевский меня не принял, назвал тебя организатором красной сволочи.
Утром в уборной мы встретили Ваньку Воробьёва – «партийного товарища» Павла. Его тоже ожидал расстрел.
– Бежим, – прошептал Воробьёв.
– Охраны много.
– Поднимай своих. Я тоже перешепчусь.
В столовой
– Согласны только шестеро.
Весь день Павел не находил себе места – план побега, предложенный Воробьёвым, был слишком дерзкий.
– Побег или трамвайный столб! Выбирай! – поставил я точку в его сомнениях.
– Выходи на ужин! – голос охранника эхом пробежал по коридорам.
В очереди, с миской в руках Макаров громко крикнул:
– Позовите начальника караула! Очень важное дело!
Караульный крикнул разводящему, тот позвал начальника.
– Кто звал?
– Я.
– Зачем?
– Важное государственное дело. Касается и лично Вас.
– Говорите.
– При всех не могу.
– Пошли в камеру.
Павел выскочил, закрыв дверь на чугунный засов. Воробьёв, Заборный, Вульфсон и татарин Абдул Смаил набросились на часовых. Вместе мы ворвались в караульное помещение. Юнкера спали на нарах.
– Ни с места! Давай ружья!
Раздалось два выстрела и юнкера с поднятыми руками прижались к стене. Часовые снаружи, увидев нас, сбежали с поста и мы бросились к открытым воротам. В лицо ударил ветер со снегом. Добежали до Нахимовской и повернули на улицу Кази. Тут начиналась Цыганская Слободка. Со стороны крепости послышались выстрелы, но мы уже были в открытом поле. Ночь, мороз, ветер, а мы без шинелей! Вульфсон и Гриневич без обуви!
Всю ночь шли по полю. Ветер насквозь продувал гимнастёрки. Повезло, что снег неглубокий и ветер в спину, но мороз истощал силы, приходилось часто отдыхать в снегу прижимаясь спиной. Наконец, вдали замигал огонёк – Херсонесский маяк. Значит, прошли 15 вёрст. Но метель усиливалась. Вульфсон и Гриневич обессилели от холода, ноги не слушались. Пришлось вести под руки. А маяк, казалось, не приближался. Не дойдём! Замёрзнем в поле! Не найду врача!
Наткнулись на развалины старой крепости. Пришлось обойти.
– Вспомнил! – неожиданно воскликнул Воробьёв. – В полверсте деревня. Собаки лают! Слышите?
Двинулись туда. В темноте у самой земли показались огни и сероватый силуэт церкви. Обессиленный, дрожа всем телом, я постучал в дом на окраине.
– Кто там?
– Начальник отряда капитана Орлова, – офицерским голосом ответил Макаров. – Заблудились. Прошу открыть дверь!
Пожилой мужчина с седой бородкой поднёс лампу к окну и внимательно осмотрел нас. Переступив порог, мы повалились на пол.
– Отец, что за деревня? – спросил Макаров, прижимая ладони к тёплой печке.
– Карань, Ваше благородие.
– Греки? Вином угостите? Лучше глинтвейн сделай.
– Мы не немцы. Глинтвейн не держим.
Хозяйка подала вино и сувлаки с мусакой. Потянуло в сон.
– Вставай! – теребил меня за плечо Павел. – Уходим.
День был морозный, солнечный, безветренный. Слепило глаза. Хозяева дали тёплую одежду и мы шли бодрым шагом, не сгибаясь как вчера пополам от холода. Воробьёв вёл через лес.
– Стой! Кто такие? – раздался крик.
Неожиданно нас окружили крестьяне с граблями, топорами и дубинами.
– Разведотряд капитана Орлова, – ответил я. – Мы против помещиков. Скоро освободим вас. Да здравстует советская власть!
Крестьяне, подумав, опустили топоры. Мы двинулись дальше. В версте от деревни Кадыковка зашли на хутор к сторожу, знакомому Воробьёва. Согрелись, поужинали, заночевали. Следующие сутки провели на хуторе у Пересыпкина – ещё одного «товарища» Воробьёва. Надо понаблюдать за ним – знает местность, людей, служил у большевиков здесь в Крыме, возможно знает и о враче. Макаров точно не знает – прибыл с Добровольческой армией. Как поступить? Заманить Воробьёва в лес и допросить с пристрастием или сначала ликвидировать всю группу, а его заставить выдать врача? Но если ошибаюсь, не найду врача и не попаду к «зелёным», а он, возможно, прячется в одном из отрядов. Или в деревне? Или в пещерах? Определённо знает какой он ценный подарок для всех, кто борется с большевиками. Даже для анархиста Махно.
Абдул Смаил ушёл в деревню агитировать в нашу банду татарскую молодёжь, а мы отправились в Алсу – крохотное село в лощине посреди гор. Зашли в дом на окраине. Хозяин Семён, одетый по-городскому, долго присматривался, пытаясь понять кто перед ним. Половина в царских погонах, остальные – оборванцы. На вопросы отвечал «да-нет», но всё же накормил. Макаров выпросил бутыль самогона и мы двинулись в сторону Ялты в поисках отряда Орлова. Но к нему мне не надо! Про врача точно не знает, а раскрыть могут, неизвестно кто у него в отряде. Однако Макаров с Воробьёвым верили, что Орлов революционер и к моим возражениям не прислушались. По мосту Улан-Баглан мы перешли Чёрную речку и два с половиной часа поднимались по петляющей тропе между скалами и колючими кустарниками. Наконец, вышли на открытую возвышенность к кордону Херсонесского монастыря. Отказывались идти ноги, болела спина и кровоточили руки. Мы сели отдохнуть под вековыми соснами, ощупывая порезы на лице. Над головой шумела хвоя, скрипели стволы и дробью выстукивал дятел. Неожиданно раздался звон колокола и мы повалились головой в снег – приняли за выстрел. Врач! Спрятаться у монахов – разумный, неожиданный ход для большевика. Впрочем, какой он большевик! Алкоголик и повеса.
Тетрадь, найденная на крейсере «Генерал Корнилов». Порт Бизерта, Тунис. 1933 г.
11 ноября 1920. Утром начали погрузку отделов военного и гражданского управлений. Кривошеин отбыл в Константинополь на английском крейсере «Кентавр» договариваться с французским верховным комиссаром Де Франсом на случай нашей эвакуации в Босфор.
Ночью меня разбудили. Прибыл начальник штаба флота капитан 1 ранга Машуков. Сообщил, что красное командование по радио предлагает капитуляцию, гарантируют жизнь. Я приказал выключить все радиостанции кроме одной.
Январь 1920-го. Херсонесский монастырь. Крым
Я постучал в ворота. Тут же звонким лаем залились собаки. Скрипнул железный засов и показался высокий, худой послушник в чёрной скуфейке.
– Кто будете?
– Из отряда капитана Орлова.
Послушник перекрестился и молча отвёл на кухню. Вышел игумен, окинул нас сочувствующим взглядом и пригласил отужинать в келье.
– Напоминаете мне капитана Макарова, адъютанта Май-Маевского, – произнёс игумен, наблюдая как мы жадно поглощали скромное угощение. – Я служил в соборе в Харькове. Видел Вас с генералом.