Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака
Шрифт:
— Хорошо, давай пить, я не боюсь вина, хоть и так уже опьянен твоими глазами, улыбкой, голосом. О Марот, ты демон, но прекрасный демон, держащий ключи в рай!
— Нет, ты в самом деле обезумел! — вскрикнула цыганка. — Дурачок, раз ты меня считаешь такой очаровательной, то что бы было, если бы я действительно захотела тебя очаровать?
— Это было бы напрасной попыткой! Больше пленить ты уже не могла бы, моя прелестная обворожителница!
— Может быть, ты бы хотел послушать мое пение? Или тебя больше прельщает мой танец? Ну, выбирай что хочешь!
— Танец? Это чудная мысль, но… ведь ты не можешь танцевать в этом монашеском балахоне!
— Ничего, это легко устранить! Разве ты забыл, что у меня есть костюм танцовщицы? Ступай в мою комнату и принести оттуда мой тамбурин. А я пока наполню наши бокалы!
Кастильян с восторгом бросился исполнять поручение, а в это время Марот быстро наполнила стаканы вином и, достав из-за корсажа стеклянный флакончик, налила из него в стакан молодого человека несколько капель какой-то жидкости, затем, взяв у вошедшего Кастильяна тамбурин, поставила на него стакан с вином.
— Выпей, мой повелитель, за пашу любовь! — проговорила она, поднося к нему свой импровизированный поднос.
— Позволь мне поменяться с тобой бокалами, я бы хотел прикоснуться губами к тому месту, где ты держала свои очаровательные губки! — отвечал Сюльпис, чокаясь с ней.
— Мысль твоя превосходна!.. — пробормотала цыганка в замешательстве, и ее рука невольно вздрогнула, но через мгновение она добавила спокойным голосом — Но, к сожалению, она слишком поздно пришла тебе в голову!
— Слишком поздно? Не понимаю…
— Потому, мой милый, что она раньше мне пришла в голову, и я уже предупредила твое желание!
— Марот, если ты и дальше будешь продолжать в этом духе, то я не смогу сдержать своего восторга, и он прорвется слишком бурно…
— Так выпьем же за нашу любовь! — перебила его цыганка, снова чокаясь.
— Да, ты права! За нашу любовь! — проговорил Кастильян, выпивая вино и страстно прижимая к себе повеселевшую Марот.
— Теперь садись вот сюда и превратись в слух и зрение! — улыбаясь, произнесла танцовщица, взяв в руки тамбурин.
Пальцы Марот быстро забегали по пергаменту тамбурина, и вдруг комната наполнилась красивыми торжественными звуками песни. В то же время ее изящная фигура, вся изгибаясь в грациозных движениях, начала какой-то танец.
Кастильян, затаив дыхание, возбужденно следил за грациозными движениями цыганки. Между тем голос танцовщицы оживился; строгий темп напева стал чаще, тамбурин быстро завертелся в руках красавицы, и вдруг быстрым незаметным движением она сбросила с себя свой длинный плащ.
Кастильян, словно ослепленный, любовался этой картиной, казавшейся ему какой-то сверхъестественной. Это была не прежняя Марот, а воздушная фея, беспечная, веселая, легкая, как пушинка, бурная, как вакханка.
Она, продолжая свой танец, то быстрым движением белых рук, словно крыльями птицы, легко касалась головы молодого человека, то, словно воздушное очаровательное существо, едва касаясь пола, кружилась в вихре фантастического танца, то быстро вспархивала ему на колени и скорее мысли отскакивала в противоположный конец комнаты, то очаровывала его вызывающими позами, улыбками, глазами, голосом…
Наконец, эта безумная пляска кончилась. Изнеможенная цыганка бессильно опустилась у ног Кастильяна.
Пока еще он видел это воздушное создание, как дивный мотылек порхающее в вихре чудного танца, он не смел пошевелиться и, как зачарованный, любовался этим сказочным видением. Но теперь, немного успокоившись и видя богиню у своих ног, юноша быстро рванулся к ней, пытаясь схватить эту добычу.
— Погоди, еще не все! — смеясь, воскликнула цыганка, отпрыгивая в сторону. — Ну-ка, поймай! — и, смеясь и подмигивая, она забегала по комнате.
Кастильян бросился за ней, но лишь только казалось ему, что она вот — вот не ускользнет из его рук, как серебристый смех цыганки слышался уже в противоположном конце комнаты.
Вскоре Кастильян почувствовал, что его ноги отяжелели, и какой-то непонятный сильный магнит приковал их к полу; им овладело странное оцепенение. Теперь уже не одна Марот прыгала перед ним во всех направлениях, но все — мебель, стены, посуда, — все это вертелось, кружилось, танцевало перед его глазами. Вот танцовщица совсем скрылась в каком-то розовом облаке.
На мгновение в голове Кастильяна мелькнуло сознание своего поражения.
Между тем мелодичный насмешливый голос Марот издали доносился до его ушей, то раздражая, то возбуждая, волнуя, дразня…
Сюльпис порывался вперед, стараясь сбросить свое непонятное оцепенение, вскакивал, размахивал руками и снова бессильно опускался на стул. Эта неравная борьба не могла продолжаться долго, и через десять минут юноша, тяжело дыша, забылся сном на своей кровати.
Усевшись рядом с ним и нежно гладя его волосы, молодая женщина задумчиво всматривалась в лицо спящего Сюльписа.
Между тем скоро наступила ночь. Марот взяла канделябр со стола и тихо поставила его на окно. Скоро сухой звук брошенного в оконное стекло песка нарушил тишину ночи. Потушив свет, Марот открыла окно, и тотчас же в нем появились две таинственные фигуры, сторожившие у полуразвалившейся стены. Это были Бен-Жоэль и Ринальдо. Тихо пробравшись в комнату, последний быстро направил свой глухой фонарь на спящую фигуру Сюльписа.
— Что, спит? — тихо спросил цыган.
— Да, уже больше двух часов, — отвечала цыганка.