Капитан "Старой черепахи"

Линьков Лев Александрович

— Я не преступник, а военнопленный, — перебил Чириков. — Я воюю с большевиками во имя народа.

— Ах, вот как! Следовательно, вы тайно перешли советскую границу и организовали свою банду из любви к народу? Из любви к народу ваша шайка подло из-за угла убила на Пересыпи восемь рабочих-комму­нистов и вырезала у них на груди звезды? В Тирасполе вы сожгли элеватор с зерном, обрекая людей на голод. Это все из любви к народу? Может быть, из любви к народу вы и шпионите в пользу Антанты и подготав­ливаете почву для новой интервенции? Вы могли рас­сказывать эти басни в лондонских и парижских кафе, под крылышком

у господ Черчиллей и Пуанкаре. Они тоже рядятся в спасителей русского народа, а сами мечтают о бакинской нефти да донецком угле. Скажи­те, зачем же тогда ваш главарь Савинков взял с вас присягу вредить, убивать, шпионить, действовать тай­но, хитростью и лукавством?

— Валите, валите все в кучу! — Чириков злобно усмехнулся.— Что же вы не бьете меня? Власть пока еще ваша...

— Вы сами себя бьете!— Никитин вынул из ящи­ка стола обрывок бумаги.— Растерявшись, вы не успе­ли проглотить это зашифрованное письмо целиком.— Никитин процитировал: — «Передаст двести фунтов...» Речь идет об английских фунтах стерлингов, конечно? «Ваш отчет ожидаем...» Кто должен передать вам валюту?

Эсер молчал.

— Кто ваши сообщники? Где ваши явки?

— Я не буду отвечать, — глухо произнес Чири­ков. Никитин нажал под крышкой стола кнопку звонка.

— Улики налицо. До завтрашнего заседания кол­легии Губчека ровно сутки. У вас еще есть время, что­бы поразмыслить в одиночестве.

— Чем больше я скажу коллегии, тем больше бу­дет смягчающих вину обстоятельств? — Чириков усмех­нулся и после короткой паузы язвительно спросил:— Вас, гражданин чекист, когда-нибудь допрашивали в царской охранке? У вас нет никакой школы. Какой же политический сыск без школы? Поморите меня голо­дом, бросьте в карцер...

— Хватит паясничать! — оборвал Никитин разгла­гольствования эсера.

В этот момент хлопнула дверь, и Чириков вздрог­нул.

«Ага! Ты не так-то уж спокоен!» — удовлетворенно отметил Никитин и сказал вошедшему в кабинет сек­ретарю:

— Уведите арестованного...

Оставшись один, он откинулся на спинку стула и просидел так несколько минут.

В мае в Одессу приезжал проверять работу Губчека товарищ Дзержинский, и Никитин до мельчай­ших подробностей вспомнил сейчас последний разго­вор с председателем Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

Накануне ночью ударом в спину был убит секре­тарь Пролетарского райкома партии.

Никитин и секретарь губкома сидели за столом, а Феликс Эдмундович быстро ходил по кабинету и гневно, взволнованно говорил. Он спрашивал: до ка­ких пор будет так продолжаться? Сегодня под самым носом у Губчека убили секретаря райкома, завтра мо­гут убить секретаря губкома, а послезавтра самого Никитина. Кто же, если не Губчека, будет бороться с контрреволюцией? Нет сомнения, что в Одессе ору­дуют не только эсеры и уголовники и что контрреволю­ционными заговорщиками наверняка руководят через каких-нибудь новых локкартов или сиднеев рейли иностранные хозяева. Губчека должна найти и поймать их с поличным.

Дзержинский погасил папиросу, тотчас достал но­вую и; не закурив, сказал:

— Мы выдвинуты на передовой пост, на линию огня, и мы обязаны — в этом наш партийный долг — всегда быть начеку, не спускать глаз с врагов рево­люции ни днем ни ночью!

Как он сказал это! Он весь был в этих словах: вся его душа, все сердце, весь разум, вся воля большевика...

Феликс Эдмундович, как всегда, прав; ясно, что эти чириковы только исполнители, хитрые, ловкие, подлые, но исполнители. Недаром Савинков объездил все европейские столицы в поисках военной и финансовой помо­щи и недаром, конечно, его принимал господин Чер­чилль. Почти наверняка можно сказать, что эти эсеры служат английской разведке — Интеллидженс сервис. Нокаковы их планы? Где находится их гнездо? Дзер­жинский прав: на Одессщине явно орудует несколько контрреволюционных организаций. На какую из этих организаций работает Антос? Не связной ли он?..

Никитин не мог пока еще ответить на эти вопросы. Это мучило его. Надо лучше работать, быстрее дей­ствовать, точнее наносить удары. Революция не может ждать!

Чекист свернул очередную козью ножку и, затянув­шись крепкой махоркой-самосадом, стал перечитывать заявление комсомолки из портовых мастерских. Вот этого никогда не было и не могло быть ни у цар­ской охранки, ни у Рейли с Локкартом, этого нет и не может быть ни у одной разведки мира: чекистам помо­гает народ!

Комсомолка сообщала, что заметила во время обе­денного перерыва в ночной смене под верстаком од­ного слесаря стопу чистой бумаги. После ухода слеса­ря с работы бумаги на месте не оказалось, а в руках он ничего не выносил. Слесарь этот приехал в Одессу в апреле текущего 1921 года из Ростова, живет на Ма­лой Арнаутской с женой и двумя детьми.

К заявлению был приложен образец отличной беле­ной бумаги, точь-в-точь такой, на какой печатались бланки губернского исполкома. Откуда у этого рабо­чего такая хорошая бумага? И зачем она ему? Почему он тайком вынес ее? А может быть, ему подложил бу­магу кто-то другой?..

Никитин вызвал секретаря.

— Товарищ Чумак, выясни в секретной части губисполкома, где они хранят бумагу для бланков. Вот такую. Как они ее учитывают. И не заметили ли про­пажи? Это первое.

Никитин взял заявление комсомолки и, списав ад­рес слесаря на отдельный листочек, протянул его сек­ретарю.

— Второе: надо узнать, давно ли и откуда этот человек прибыл в Одессу. И третье: как только при­едет начальник Люстдорфского поста, пусть сразу зайдет ко мне.

Чумак ушел, а Никитин вновь раскрыл дело Чирикова.

Нет, фамилии, указанной комсомолкой, здесь не упоминалось. Впрочем... Адрес слесаря: Малая Арна­утская, дом номер семь. В этом же самом доме и даже в одном подъезде жил и Чириков... Совпадение... По­чему этот слесарь приехал из Ростова в Одессу? Кстати, в Ростове была довольно значительная эсеров­ская организация, там долго гнездилась контрреволю­ция. Надо разгрызть этот «орешек» и посмотреть, что в нем за начинка...

Никитин работал в Чека без малого четыре года. За это время чекистам приходилось разгрызать «орешки» и покрепче. Намного покрепче. Неда­ром: Никитину вспомнились и Брюс Локкарт и Сидней Рейли. В августе 1918 года он участвовал в ликвидации заговора трех послов. Раскрытие заговора было одной из первых блестящих побед ВЧК. Что получилось бы, если бы ВЧК не разоблачила замыслов трех послов и с беспощадной стремительностью не обрушилась на них?! Сколько народной крови пролилось бы тогда!

Нет, этого никогда не забыть...