Капитолина
Шрифт:
– А ты как собиралась добраться? Через Мурманск? Надо было на корабле! Факт!
Капа отмалчивалась: да ну вас всех, советчики!
Все торопливо доели завтрак и потянулись из столовой.
Актовый зал располагался в правом крыле первого этажа и был когда-то, при прежнем хозяине, то ли большой гостиной, то ли вообще бальным залом. Высокие потолки с лепниной и огромные окна, на которых еще висели парчовые шторы. Даже канделябры на стенах остались, хотя в них не было нужды – под потолком висели две роскошные хрустальные люстры, также оставшиеся
Воспитанники расселись перед сценой, Капа заняла место на самой последней скамейке, спокойно глядя в беспокойный затылок Семенова, явно пребывающего в панике. Вдоль стены уселся младший персонал детского дома: подслеповатая кастелянша Римма Захаровна, сторож-истопник дядя Федя, трудовик Степан Степаныч Трудовик, две хохотушки-воспитательницы Роза и Галя и хмурый водитель Игнат.
На сцену поднялись грузный директор в сером костюме и два старших воспитателя: Зинаида Аркадьевна и Ефим Никанорович. Они уселись за стол, директор часто застучал по графину карандашом, призывая к тишине.
– Ребята, ребята! Тише!
Гул стих.
Директор встал, одернул пиджак.
– Ребята, в нашей большой и дружной семье произошло ЧП! Градова и Семенов, прошу!
Капа нехотя встала и пошла вдоль рядов, чувствуя на себе взгляды десятков глаз. Поднялась на сцену и встала рядом со столом, за которым заседала комиссия.
– Семенов! Не скромничай! – подбодрил директор воспитанника, который продолжал сидеть.
– У меня – нога, Андрей Андреич! – аргументировал Семенов, не забыв сделать жалобное выражение лица.
– Ребята! – обратился директор к старшим воспитанникам, четырнадцатилетним мальчишкам. – Помогите страдальцу!
Двое крепких подростков под всеобщий хохот вынесли его на сцену. Третий мальчишка принес табурет и подсунул под тощий зад Семенова.
– Прекрасно! А теперь пусть Капитолина Градова и Вячеслав Семенов громко и внятно объяснят всем присутствующим, почему они решили сбежать. Начнем с Градовой!
Капа молчала. Молчала не потому, что ей нечего было сказать, а потому, что не считала нужным что-то объяснять.
– Как об стенку горох! – посетовала Зинаида Аркадьевна. – Андрей Андреевич, вы разве не видите, что ей все равно?! Градова систематически нарушает режим! Сегодня она сбегает и избивает милиционеров, а завтра что? А я вам скажу! Завтра она снова сбежит, и за ней последуют остальные! Такие как Семенов, например! Вот прямо табунами побегут, косяками понесутся! А нас с вами, уважаемый Андрей Андреевич и коллеги, снимут с должности, как несоответствующих высокому званию советского педагога и воспитателя! Своим поведением Градова дискредитирует нас в глазах социалистического общества, бросает тень на всю систему образования, позорит в глазах представителей других, не менее уважаемых профессий!
Директор поморщился.
– Мне кажется, вы немного сгущаете краски, Зинаида Аркадьевна. Градова, конечно, не подарок, но что-то вы уж совсем мрачно смотрите на вещи. Ей всего десять…
Воспитательница недоуменно уставилась на директора.
– Андрей Андреевич, я не понимаю! Я вас решительно отказываюсь понимать! Да, ей всего десять лет, и уже четко прослеживается незавидная перспектива! Такие как она только к старости успокаиваются, и то – не факт! Я считаю… нет… я настаиваю на переводе Градовой в специнтернат для трудновоспитуемых! Так будет лучше для всех!
Она замолкла под неодобрительный гул в зале. Воспитанники самого разного возраста, от шести до восемнадцати лет, бурно выражали негодование.
– Зачем?!
– Нет произволу! Капа, мы с тобой!
– Отстоим Капку!
– Градову отправить на кухню, Семенова – в угол! Вот и все наказание! Зачем сразу в интернат?!
– Макаренко на вас нет!
– Ребята, ребята, давайте напишем Сухомлинскому!
Директор снова постучал карандашом по графину, призывая к тишине. Понадобилось около минуты, чтобы стих последний возмущенный крик.
Тут поднялся Ефим Никанорович.
– Хочу сказать несколько слов в защиту Градовой. Давайте признаем, товарищи, что во всем остальном девочка ведет себя примерно…
– Примерно?! – Зинаида Аркадьева аж привстала. – Уж не знаю, какой смысл вы вкладываете в это слово, уважаемый Ефим Никанорович, но в моем понимании Градова и «примерно» – это два несовместимых понятия!
– Я хотел сказать, что в плане успеваемости и взаимоотношений с другими детьми у нее проблем не наблюдается. И потом, у Градовой есть замечательная черта – готовность всегда прийти на помощь товарищу. Вспомните, как мы ездили в колхоз. Вспомнили? Привалов и Зайцев, встаньте!
Встали двое мальчишек.
– Подтвердите мои слова, – сказал Никанорыч.
– Было дело, – с неохотой пробурчали они и сели, красные от стыда и пряча глаза от летящих со всех сторон насмешек.
– Русалки наши! – смеялись воспитанники.
– Ага, открыватели купального сезона!
– Ха-ха, нимфы болотные!
– Хи-хи, купальщицы!
Привалов и Зайцев сконфуженно отмалчивались, лишь только вздыхали и благодарили судьбу за то, что никто из них не в курсе всей подноготной произошедшей с ними истории – иначе бы совсем засмеяли. А то и наказали. А то, что случилось на самом деле, знали только четверо: они, Капа и дядя Федя.
Год назад воспитанники поехали на сбор урожая в колхоз, на балансе которого находился детский дом. Там двое, тринадцатилетний Привалов и двенадцатилетний Зайцев, решили попробовать французскую кухню, а именно – наловить лягушек и сварить их в походном котелке. Котелок у гурманов был, горячее желание отведать деликатес – тоже, даже заболоченное озеро поблизости нашлось, а вот с мозгами прямо беда приключилась: обнаружив, что лягушек на болоте нет, зато в избытке водились жабы, оба решили, что и те тоже сгодятся.