Капитолина
Шрифт:
Капа кивнула, хотя если бы у нее было двадцать таких юбок, она бы не сомневаясь променяла их на один водолазный свитер и овчинный тулуп.
Но вслух сказала сдержанно:
– Я бы предпочла что-нибудь менее заметное.
– Совпаршив? Серое, квадратное и одинаковое? – уточнила Валери.
– Практичное, – с улыбкой ответила Капа. Модница ей нравилась, ей вообще были симпатичны необычные люди. А Валери была необычной – слишком выделялась на фоне унылой действительности, на этих грязных улицах с тусклыми, раскачивающимися на ветру фонарями. Она была здесь чужой, инородной, словно яркий заграничный журнал среди пыльных книг.
– Эх ты, практичное! Пойдем со мной? Познакомлю тебя с нашими. Научим тебя танцевать линди-хоп.
– Танцевать что?
Валери звонко рассмеялась, да так заразительно и совсем необидно, что Капа заулыбалась. Красотка вдруг слегка прижала локти в поясу и принялась раскачиваться в стороны, подергивая плечами. Красивые губы зашевелились, выдавая очень похожие на джазовую трубу звуки, а глаза заблестели в азарте. Все ее тело вдруг пришло в движение: стройные ножки стали выделывать немыслимые кренделя, водя мыском туфелек по земле, красивые плечи попеременно поднимались и опускались, а раскрытые ладони описывали кругообразные движения.
– Тут, Капитолина, главное – ритм!
Звуки джазовой трубы вдруг стали громче, а руки обхватили Капу и крутнули вокруг оси. Перед ее глазами замелькали слившиеся в одну яркую линию огни домов и фонарей, ветер засвистел в ушах. Валери остановила ее бешеное вращение, схватила за правую руку и качнула бедрами. Капа неловко повторила движение и засмеялась собственной неуклюжести. Это не было даже близко похоже на танго с его величественной и плавной грацией, залихватской полькой-бабочкой тоже назвать было трудно – все движения, немного рваные и резковатые, но вместе с тем не лишенные изящества, завораживали, заставляя невольно дергать подбородком под звуки импровизированной джазовой трубы, вибрировать телом и смеяться.
– Здорово! – засмеялась Капа, когда руки Валери крутанули ее в очередной раз.
– Ага! – поддакнула Валери, выделывая кренделя ногами и шурша юбкой.
Наконец, обе рухнули на скамейку, пытаясь отдышаться и счастливо улыбаясь.
– Понравилось? – спросила Валери. – Это еще что! У Джона есть пластинка с настоящим нью-йоркским джазом, пойдем послушаем?!
Капа прекратила улыбаться и с сожалением помотала головой.
– Не могу, мне в Арктику надо, – вздохнула она.
– Жаль, – искренне ответила девушка.
Вынула из сумки шоколадную конфету и протянула ей.
– Специально для покорителей Севера.
– Не надо, – запротестовала девочка, глядя на конфету с изображением полярного медведя и надписью на боку «Мишка на Севере».
– Держи-держи! Даже символично!
– Спасибо, – Капа спрятала конфету в кармашек платья.
Валери встала со скамейки, поправила юбку.
– Гудбай, Капитолина. Береги себя!
– До свидания, Валери! И вы тоже!
Девушка взмахнула тонкой рукой на прощание и пошла по темной аллее, покачивая сумочкой и цокая каблучками.
Капа смотрела на растворяющийся в ночи стройный силуэт Валери, искренне недоумевая, кому она может мешать. Просто яркий человек со своими взглядами, более свободный, чем другие и, наверное, по-своему счастливый.
Громкий паровозный гудок вывел ее из задумчивости. Девочка натянула на лицо решительное выражение и побежала к вокзалу.
С сухарями или без – какая разница? Только вперед! За мечтой!
***
Сержант Приходько зевнул так, что чуть не вывернул челюсть. Встал из-за стола, потянулся до хруста и поправил портупею. Закинул папиросу в рот и похлопал по карманам кителя. Не услышав привычного звука бьющихся в коробке спичек, пошарил в ящике стола, затем заглянул под стол.
Пнул дверь дежурки и вышел на платформу. В нос ударил тяжелый запах пропитанных мазутом шпал, дым паровозных топок и пьянящий аромат сирени. Но среди этой палитры запахов отчетливо выделялась вонь крепкого деревенского самосада – в пяти метрах, прислонившись плечом к столбу, меланхолично дымил козьей ножкой дворник Митрич. Он аккуратно сдул шапку пепла и дал прикурить сержанту.
Приходько с удовольствием затянулся папиросой, выпустил дым через широкие ноздри. Перекинулся с Митричем парой фраз, затем в две большие затяжки прикончил папиросу и кинул на платформу. Уже собрался было припечатать ее каблуком начищенного сапога, но поймал на себе неодобрительный взгляд дворника. С виноватой улыбкой поднял окурок и бросил в урну. Митрич одобрительно крякнул и выпустил в звездное небо струйку вонючего дымка.
Приходько направился было обратно дежурку в предвкушении горячего сладкого чая, как вдруг к нему подошла молодая темноволосая женщина в длинной юбке из крепа и модном приталенном жакете. На голове шляпка, в правой руке чемодан. Лицо выражало крайнюю степень озабоченности.
– Товарищ, вы просто обязаны мне помочь! – требовательно сказала женщина и поставила чемодан перед ним, словно преграждая путь.
– Обязан – поможем, – обреченно вздохнул Приходько, понимая, что чайник придется разогревать еще раз, а это – десять минут потерянного времени.
– Пропал Моня! Вы понимаете?! Пропал мой Моня! – женщина картинно заломила руки.
– Песик ваш? – недовольно шевельнул усами сержант.
– Мой сын! – возмутилась женщина. – Вы просто обязаны его найти!
– Успокойтесь, гражданочка! Как выглядел?!
– Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?! Что-то случилось?! Вы что-то знаете?! –запаниковала она.
Милиционер вздохнул.
– Как выглядит?! Сколько лет?
– Я с вас удивляюсь! Ну как может выглядеть обычный еврейский мальчик пяти лет?! Хорошенький.
Приходько почувствовал закипающее раздражение.
– Где вы его видели в последний раз?
– Почему вы меня пугаете? Что значит «в последний раз» ?!
– Где вы его потеряли?! – взорвался милиционер.
– Здесь на вокзале, – женщина поджала губы. – А почему вы на меня кричите? Вы на жену тоже кричите? И на командиров своих кричите?
– Я не кричу, – насупился сержант.
– Хорошо, вы можете на меня кричать, но только найдите мне сына! Наш поезд в Жмеринку отходит через полчаса.