Капитуляция
Шрифт:
Слезы хлынули из её глаз. Она вцепилась в Джека, будто боялась опять его потерять, а он целовал её снова и снова…
И, наконец он прервал страстный поцелуй.
— Здравствуй, Эвелин, — хрипло произнес Джек, и его глаза заблестели.
Она сжала его лицо в ладонях.
— Ты жив? Ты дома?
Слезы уже застилали её глаза.
— Я жив… — улыбнулся Джек. — Я дома.
Он обнял Эвелин рукой за плечи и крепко прижал к себе, улыбнувшись сестре.
Джулианна тут же кинулась к нему и стиснула в объятиях, но, опомнившись, воскликнула:
— Почему
— Нам наверняка нужно поспешить в дом? — забеспокоилась Эвелин. Но, взглянув в его серые глаза, заметила в них непривычную мягкость, и в душе тут же зародилась робкая надежда. Что же произошло? Джек ни за что не стал бы стоять на улице у всех на виду, если бы был преступником?
— Нам не нужно никуда спешить. — Джек повернулся и улыбнулся Эме. Здравствуй, Эме. Ты приятно проводишь время в Лондоне?
Эме застенчиво улыбнулась, кивая.
Джулианна решительно вышла вперед.
— Почему бы тебе не войти в дом с Эвелин, Джек? А я отвезу детей в парк, как и планировалось. — Она взглянула брату в глаза. — Я так рада, что ты цел и вернулся домой.
Он улыбнулся ей в ответ.
— Я тоже.
Эвелин поймала себя на том, что потрясена, ошеломлена, сердце отчаянно колотится, а разум отказывается поверить в то, что происходит. Она бросилась к Эме.
— Ты не возражаешь, если сегодня я останусь здесь? Эме, мне так много нужно обсудить с мистером Грейстоуном!
— Я не возражаю, мама, — серьезно, по-взрослому ответила Эме. — Я ведь знаю, что ты любишь его.
Эвелин оторопела, искренне удивившись:
— Неужели это так заметно?
Эме улыбнулась:
— Он такой красивый… и он мне тоже нравится.
Эвелин обняла дочь, а потом помогла ей забраться в карету. Сейчас она остро чувствовала, что Джек стоит совсем рядом, за ней, и в её голове возникала сотня вопросов! Когда Джулианна последней села в карету, кучер наемного экипажа пронес мимо них багаж Джека.
На глаза Эвелин снова навернулись слезы, и она сжала руку Джулианны.
— Он дома.
Взгляд подруги тоже затуманили слезы. Она улыбнулась и поцеловала Эвелин в щеку.
— Он дома, и я так счастлива за вас двоих!
Эвелин сделала шаг назад, и лакей закрыл дверцу кареты. Джек тут же взял Эвелин за руку.
Она обернулась, и карета Бедфорда за их спинами сорвалась с места.
— Это не сон?
— Нет, не сон.
— Джек! Что случилось? Ты никогда не пользуешься парадной дверью!
Его лицо озарилось улыбкой — улыбкой, которую Эвелин никогда прежде не видела.
— Объявленная за мою голову награда снята, Эвелин. Я — свободный человек.
Она вскрикнула, не веря такому счастью. Обняв Эвелин за плечи, Джек повел её в дом.
— Ты свободен, — прошептала она. — О боже, как же я надеялась, что однажды ты сможешь стать свободным человеком, но и мечтать не могла, что это произойдет так скоро!
— За это нужно благодарить адмирала Худа, — тихо произнес Джек, когда швейцары закрыли за ними парадную дверь. — Но есть кое-что ещё. Он представил меня к получению
Эвелин поймала себя на том, что крепко сжимает его руки в своих.
— И ты получишь признание как герой, которым на самом деле был всегда!
— Да. — Джек порывисто притянул Эвелин к себе, крепко прижав её к своему мощному телу. — Как же я тосковал по тебе! — Надежно удерживая Эвелин в кольце своих крепких рук, он хрипло добавил: — Когда я был в тюрьме, больше всего боялся, что никогда не смогу снова тебя обнять.
Слезы хлынули у неё из глаз.
— Джек, я тоже тосковала по тебе. Я жила в состоянии панического ужаса — я так боялась, что ты умер!
— А я совсем не собирался умирать, потому что это означало бы покинуть тебя.
Эвелин грелась в теплоте его взгляда. И уже нисколько не сомневалась в силе любви Джека. Никакие другие слова не могли бы оказаться столь романтичными.
— Нам так много нужно обсудить, — сказала она, думая о ребенке, которого носила под сердцем.
— Позже!
Джек взял её на руки, не обращая внимания на швейцаров, изумленно разинувших рты, и бросился вверх по лестнице. Эвелин коснулась его прекрасного лица, не имея ни малейшего желания протестовать. Наверху он ногой открыл дверь в её спальню, потом точно так же закрыл, отнес Эвелин к постели и положил её на подушки. Когда Джек сбросил сюртук, Эвелин вдруг заметила замелькавшие в серых глазах темные, устрашающие тени. Обычно Джек искусно скрывал собственные чувства, но теперь на его лице застыло потерянное, опустошенное выражение.
И она поняла, что война оставила глубокий шрам в его душе.
Мгновением спустя Джек оказался с Эвелин в постели.
— Ты так нужна мне, — хрипло сказал он. — Но я люблю тебя, так что не считай меня бессовестным негодяем.
Эвелин коснулась его лица, чувствуя, как внутри расцветает радость, — он снова объяснился ей в любви!
— Я бы никогда не сочла тебя таким.
Джек не ответил, впившись в её губы таким крепким и глубоким поцелуем, что едва не причинил боль. Эвелин не знала, что будет с ними потом, но ей было всё равно. Она обвила руками шею Джека, осознавая, что он пострадал в своих французских переделках сильнее, чем когда-либо прежде. А Джек сорвал с себя бриджи и вздернул её юбки.
— Я люблю тебя, — снова прохрипел он, безрассудно, отчаянно.
Эвелин крепче обняла Джека, а он целовал и ласкал её, разжигая не только её страсть, но и любовь. Спустя мгновение они слились, став единым целым.
В момент чувственного упоения Эвелин подняла глаза на Джека — и поняла, что он плачет.
— Не нужно, — потрясенно выдохнула она.
Джек улыбнулся сквозь слезы.
— Не нужно чего? Не нужно… этого?
У Эвелин перехватило дыхание, и внезапно она окончательно потеряла самообладание, не сумев вынести всё это — любовь, вожделение, экстаз, оказавшийся особенно ярким и сильным, — и тоже разрыдалась. Вскрикнув, Джек ещё крепче сжал её в объятиях, и его щеки стали влажными от слез.