Капкан для лешего
Шрифт:
– Обойдемся, - поддержал его Колотей.
– А допрос, пусть малые ведут. Это они правильно решили. Так что за грудки Хрола не хватайте. Успеется. Околичности поспрашивайте.
– Непорядок, конечно, надо документально все оформить, но поскольку потерпевшие отказываются, придется обойтись без протокола, - вынужден был согласиться Гудим.
На тропинке показался хмурый Могута. Шел он, не оглядываясь. Следом за ним тащился Хрол.
– Вот он, организатор преступления, - вполголоса произнес Бурята.
– Фро-о-ське ч-червячка!
– потребовала сорока.
– Дать ч-червячка Фро-о-ське... Ч- червячка!
На ее вымогательство никто внимания
– Привел красавца, - представил Хрола Могута.
– Туеса из под березового сока вылизывал. А они пустые. Болеет он с перепоя. Совсем плохой, - леший презрительно сплюнул.
Хрол стоял, уныло опустив голову. Глаза на леших не поднимал, глядел себе под ноги. Плохо ему было. Внутри все горело, во рту было сухо и противно, а голова разламывалась от боли. После такого запоя, чтобы придти в себя, неделю надо пить ключевую воду и не меньше чем полбадейки за раз.
– Ну?!!
– сказал Колотей.
Хрол поднял глаза, посмотрел на старого лешего, посмотрел на остальных и встретил осуждающие взгляды, в которых не увидел и малой доли сочувствия. Он глубоко вздохнул и снова опустил голову. Смотреть на землю было проще и спокойней.
– Ну!??
– повторил Колотей. И на этот раз в его голосе звучала неприкрытая угроза.
– Так я вовсе и не хотел, - стал привычно каяться леший.
– Я только пару глотков хотел сделать, для порядка. Я этот сок натурально ненавижу, все беды от него, все несчастья. Запретить его надо. Я когда еще в другом лесу служил, друг у меня был хороший. Так он постоянно березовым соком злоупотреблял. Однажды полных два туеса выпил, залез на осину и стал куковать. Ему померещилось, будто он кукушка. А какая из пьяного лешего кукушка!? Смех один. Он и трезвый по деревьям плохо лазил. На двенадцатом куке и сверзился. Шею себе сломал. Я после этого случая березовый сок прямо возненавидел. И другим говорю, чтобы воздерживались.
– Видел бы ты сейчас себя, - Ставр с тоской смотрел на тщедушного и унылого лешего.
– Невозможно на тебя такого смотреть. Ты и на лешего нисколько не похож. Что с тобой делать?!
Хрол молчал. Он был уверен, что надо ему сейчас, для лечения, дать хлебнуть березового сока и выглядел бы он не хуже других. Но говорить об этом, по понятной причине, не стал.
– В Лес его сейчас пускать нельзя, ни в коем случае, - подсказал Еропка.
– Он своим ужасающим видом всю психически неустойчивую фауну распугает и образуется экологическая ниша. А нам потом нам и расхлебывать.
Хрол молчал. Он знал, что перечить сейчас никому нельзя. Особенно Еропке.
– Чего
– спросил Ставр.
– С какой такой радости?
– Я новый ковшик для воды вытесал, - теперь надо было говорить, так говорить, чтобы пожалели и поверили, что это он совершенно случайно и в последний раз.
– Хороший ковшик, беленький, красивый. Обмыть его надо было. Сами знаете, обычай такой. Как от обычая отойти?! Такое делать нельзя. Нам деды завещали обычаи соблюдать.
Это он персонально Колотею сказал, да еще и поклонился старику уважительно.
– А Филька как навалился: "Еще по одной, да еще по одной!". Он же огромадный, как матерый медведь. А здоровье у него какое! Каждый год на соленые воды плавает, говорит что лечится. Врет он все, он там ихнюю выпивку потребляет и никакой меры не знает. Ему все нипочем, он в один дых целый туес выглохтать может. А я здоровьем слабый, от работы усталый, даже в баньку к Каливару сходить некогда. Пару раз глотнул и память потерял, - Хрол жалобно всхлипнул.
– А там пошло... Теперь все, зарекаюсь, - несильно ударил он себя кулаком в плоскую грудь.
– Перед всеми вами зарок даю, а Дажьбог свидетель!
– Хрол посмотрел поверх дуба: не появился ли Дажьбог лично, чтобы засвидетельствовать его клятву. Но ни самого бога, ни знака от него не обнаружил, так что уверенно продолжил: - Больше ни капли!
– и снова осторожно ударил себя, кулаком грудь.
Вот теперь он поднял глаза. Все по-прежнему смотрели осуждающе. Ни сочувствия, ни жалости к себе он не увидел. Значит еще не все. Надо было дальше каяться.
– А что касается барсука, то я тут не при чем. Его Филька сам красил. Я только нежно держал барсука, чтобы зверь не ушибся, спасал его от боли и повреждения. И через эту свою доброту материально пострадал. Вот, - показал он полуотрванный рукав куртки.
– Почти новая была. И через Филькину неаккуратность оказался весь измазанный в краске. Некоторые звери меня вовсе сейчас не узнают. А те, которые узнают, удивляются такому моему непривычному для них виду.
– Какого барсука!?
– не удержался Бурята.
– Мы сегодня видели малинового барсука! Он не крашенный, натуральный.
– Так краска хорошая, - объяснил Хрол.
– И Филипп старался, чтобы все натурально выглядело.
Лешие молчали, смотрели осуждающе. Особенно Колотей: прищурился и посох свой покачивает, покачивает. Будто собирается Хрола огреть.
– Ну, краску я это дал, это верно. Казенную, - Хрол решил, что и в этом придется признаться.
– Не отрицаю. Так она, сколько лет стоит у меня в закутке и никому не нужна. Зачем ее на кордон привезли - непонятно. Куда я ее дену, если она малиновая? Неликвидная она. Совершенно в нашем хозяйстве ни к чему, только полезное место занимала. Все равно списывать ее надо. А Фильку вы знаете: пристал как репей. Я ему и отдал краску. Я же не знал, что он станет барсука красить.
– Хрол немного подумал и добавил: - А знал бы, так ни в жисть не отдал. Я против, чтобы барсуков в малиновый цвет красить.
Гудим тем временем незаметно положил на край бревна очки, найденные у кустов орешника и отошел в сторону.
– Так малиновый барсук это ваша работа, - покачал головой Ставр.
– Теперь понятно. А то мне все уши прожужжали, что у нас в лесу особая порода малиновых барсуков завелась. Ну, вы и даете. Сколько барсуков покрасили?
– Одного. Это же каторжная работа ночью в лесу барсуков красить. Ему это не нравиться. Он вырваться норовит, царапается и кусается. Только одного и покрасили.