Капкан для лешего
Шрифт:
– Аук ничего напутать не мог?
– Нет, - сказал Ставр.
– Аук что услышит то и повторяет. Сам знаешь.
– Верно, - согласился Гудим.
– И третье, - Каливар не леший, по характеру своему Лес не охраняет и потому зерна вполне украсть может.
С этим все согласились.
– Похоже на то, - с сожалением сказал Ставр. Жалко ему было Каливара. Да и баня пользу приносила. Другого банника в Лес теперь не скоро заманишь.
– Его работа!
– Гонту трясло от гнева.
– Я эту его баньку по бревнышку раскатаю. И этими бревнами придавлю мерзавца, - пригрозил он.
–
– Отшень пльохой персон. Ему не место сидель в Лес.
– В три шеи!
– Еропка все просчитал и тоже решил, что Каливар в краже зерен замешан.
– Надо руководство попросить, чтобы определили его на какую-нибудь зловещую каторгу.
– Каливар он что - банник... Несерьезная работа. Такой вполне мог и украсть, - согласился Могута.
– Даже Колотей согласно кивнул.
– Один из членов банды у нас, наконец, определился, - подвел итог Бурята.
– Через него и на остальных выйдем.
Сказать о том, что Бурята был доволен, значит, ничего не сказать. Бурята был счастлив. И Гудим был счастлив. Да и все лешие повеселели. Мало того, что вышли, наконец, на преступника, так им еще и не леший оказался.
– Да помогут нам тридевять берегинь, - вспомнил Ставр волшебниц-заступниц.
– Ну, молодцы! Разобрались все-таки. Я, признаться, после промашки с Хролом и надеяться перестал. Вот какая смена растет!
– похвастался он племянниками.
– Умники, - поддержал его Еропка.
– Я тоже на банника чувствовал подозрение. Только доказательств никаких не имел. А они - раз, и сразу улика. И никаких тебе сучков, никаких щепок.
– Это есть лючший детектив на весь Лес, - высоко оценил деятельность братьев и Клямке.
– Они показать grosser клясс!
– Надо банника брать, - решил Ставр.
– Пусть в глаза нам всем посмотрит. Это же на какой позор он нас выставит хотел!
– Да, - подтвердил Бурята.
– Пришла пора с Каливаром разобраться. Надо также выяснить степень участия в преступлении Хольки. Ее тоже следует сюда вызвать, и хорошенько потрясти.
– Давайте потрясем, - утвердил Колотей предложение сыщиков и посмотрел на Могуту.
– Опять я?
– недовольно спросил тот.
– А что делать, если ты у нас такой, что никто тебе отказать не может, - усмехнулся Колотей.
– Ты уж сходи, попроси Каливара, и Хольку прихвати.
Впереди широко шагал Могута. За ним едва поспевал Каливар. Был он в тех же коротких коричневых брючках, с лямкой через плечо, а на ногах вместо новеньких калош, телепались какие-то дырявые, замызганные опорки, бывшие когда-то не то старыми ботинками, не то стоптанными сапогами. А Хольке что, ей длинноногой и торопиться не надо. Банник два шага делает, а полудница только один и чуть ли не на пятки ему наступает. Красиво идет, легко, вроде, даже, пританцовывает. Братья залюбовались полудницей: платье голубое, губы красные, волосы на солнце - как золото, а на голове еще и венок красуется из крупных белых ромашек и голубых колокольчиков. В правой руке она, как и утром, держала баул с лекарственными травами. Не сказал Могута, зачем их к Ставру зовут и Банник, наверно, подумал, что опять кого-то лечить надо.
– Эх,
– удивился Каливар.
– Неужто всех лечить, - пошутил он.
– Всех сразу не могу. По одному, только по одному.
Он подошел к Ставру, заглянул ему в глаза, несильно ткнул кулаком в грудь.
– Больно?
– Нет, не больно.
– А если так?
– хлопнул он лешего ребром ладони по правому боку.
– И здесь не больно.
– Вот и хорошо, что не больно. А глаза твои мне все равно не нравятся, тяжелые у тебя глаза, сумрачные. Ну-ка, - протянул он руку в сторону Хольки.
Та мигом открыла баул и подала его баннику. Каливар вынул пучок сухих красноватых листьев с фиолетовыми прожилками. Обломил кончик одного из них, растер пальцами, понюхал и остался доволен.
– Вот тебе надежное лекарство. Они сейчас как раз в самой силе. Утром натощак и вечером перед сном по одному листу хорошо разжевывай и проглатывай кашицу. Листья горькие, но ничего, не маленький, потерпишь. Хорошее лекарство и должно быть горьким. Водой ключевой запивай. А вообще - оклемался ты. Очень сильный был ступор, но оклемался. Жить пока будешь, - обнадежил он лешего.
– Но в баньку непременно приходи. Одному моему пациенту тоже все было некогда. Дела, дела, а однажды - раз и копыта отбросил. Так всех своих дел и не переделал. День-два подождать можно, потом непременно приходи.
Вел себя банник спокойно и уверенно, как будто и не чувствовал за собой никакой вины. Не знал Каливар, что в землянке Ставра сыщики нашли коричневую нитку от его куртки, не догадывался, что Аук передал весь его тайный разговор с Никодимом, слово в слово. Холька - тем более, вела себя как обычно. Зубы скалит, глазки щурит, улыбается. У полудницы одно на уме - покрасоваться.
– Кого еще лечить надо?
– спросил банник.
– Не к Ставру же вы меня опять звали?
– Это ты правильно понял, не к Ставру, - ответил ему Еропка.
– Есть у нас к тебе, Каливар, один интригующий вопрос...
– сказал и замолчал, уставился хитро прищуренными глазами на банника.
Остальные тоже молчали. И тоже смотрели. От этого общего молчания и от этих пристальных взглядов Каливар почувствовал себя неуютно. Но банник не Хрол, этот не растерялся.
– Так я и знал, - покачал он головой.
– Шагнуть нельзя, чтобы все не узнали.
– Он посмотрел на дуб, где с независимым видом восседала Фроська.
– Конечно, сорока настучала. Вот кто повсюду свой длинный клюв сует. До чего вредная птица. Каждому корявому дуплу затычка. Везде поспевает, где нужно и где не нужно. Она и там была.
Теперь все посмотрели на Фроську, которая, оказывается, была в курсе дел банника, но промолчала. А скорей всего, слов нужных не знала. Фроська не из тех, кто промолчит. Сорока же явно обиделась на "затычку" и на "вредную птицу". Уставилась на Каливара, хвост задрала, крылья растопырила и стрекотнула ему что-то оскорбительное.
– Она еще и обижается, трепло летучее. Прилетишь ко мне за червячком, я тебе припомню, - пригрозил Каливар.
Фроська уже и сама сообразила, что будет, когда полетит к баннику за червячком: голову отвернула и глаза прикрыла, - сделала вид, что ничего не видит, ничего не слышит.